— Мяу, — снова говорит кошечка.
Я выдёргиваю себя из грёз и нежно обнимаю её.
— Ты права. Пора отвезти тебя в маленький дом и организовать тебе лоток. Если кто и может посочувствовать стрессу из-за отсутствия туалетной зоны, то это я.
— Мяу, — соглашается она. Затем она начинает ёрзать, царапать мои руки. Она внезапно кажется очень взволнованной.
— Мяу! — говорит она. Громко.
Этот звук пронзает моё сердце будто стрела.
— Что такое, милая?
— МЯУ! — снова говорит она. Я правда не знаю, как анатомически возможно, чтобы такой маленький котёнок издавал такой громкий звук. А ещё она мяукает так, будто с неё заживо снимают шкуру.
Я спешу вниз по лестницам, аккуратно держа её на руках. Она испускает очередное пронзительное МЯУУУУУ!
— О, сладкая горошинка! Что случилось? — моё сюсюканье звучит абсурдно, но моё сердце разрывается на части, и котенок тоже как будто разрывается. — Всё хорошо. Я тебя держу.
— Мяу? — говорит она, положив крохотную лапку на мою руку.
Мои внутренности превращаются в желе. Если на меня так влияют питомцы, что будет, если у меня когда-нибудь родятся дети? Я просто растворюсь лужицей чувств? Как мне вообще это пережить?
— Уууф.
Я врезалась прямо в очень крепкую стену. Тёплую, приятно пахнущую стену. Мои глаза осмысливают, что они видят — тёмно-синяя фланелевая рубашка в зелёную клетку, с закатанными рукавами. Несколько расстёгнутых пуговиц, аппетитный кусочек обнажившейся мужской груди и...
Моя улыбка абсурдно широкая, но я не могу её остановить.
— Привет.
Аксель хмуро смотрит на крохотное, милое создание, приютившееся на моих руках. Кажется, она писает на меня. Я вылетаю мимо него на крыльцо, сбегаю по ступеням и опускаю кошечку на участок травы. Она мгновенно приседает и какает.
— Что ж, — говорю я ей. — Дочь вся в мать.
Шаги Акселя пересекают крыльцо. Он опирается на перила.
— Это что?
— Котёнок.
Наши глаза встречаются, и моё тело будто пронзает молнией.
— Это я вижу, — сухо говорит он, глядя на кошечку, которая скребёт своими крохотными лапками и отскакивает от какашки. Как и с её мяуканьем, я поражаюсь, что такое могло выйти из её маленького тельца. Когда Аксель суёт руки в карманы, я замечаю сине-зелёное пятно краски на его запястье сбоку. Это ощущается странно интимным.
— Ты поняла, что я имел в виду, — говорит он.
Сев на верхнюю ступеньку крыльца, я говорю ему:
— Я нашла её на обочине дороги. Я не могла просто бросить её там.
Маленькая, серая и абсурдно пушистая, она как большой комок пыли кое-как ковыляет по ступеням и бросается на ботинок Акселя. Затем она поднимает на него взгляд и испускает самое крохотное «мяу» в истории мяуканья.
Мы с ней обе знаем, на что она способна, но она максимально давит на милоту.
— Ты ей понравился, — говорю я ему, пока она с рвением атакует его шнурки и тянет с такой силой, что сама же падает назад с глухим шлёпком.
Аксель скрещивает руки на груди и смотрит на неё вниз, выгнув одну бровь.
— Ей понравились шнурки.
— Ах, но это же твои шнурки.
Мяукая, она снова взбирается на его ботинок и тянется вверх, поставив крохотные лапки на его лодыжку.
— Видишь? — я улыбаюсь, почёсывая её маленькую щёчку. Она тянется навстречу ласке, но твёрдо остаётся на ботинке Акселя. — Дело не только в шнурках. Дело в тебе.
Он хмуро косится на неё.
— Я в этом искренне сомневаюсь.
Она снова мяукает.
— Думаю, она чувствует себя как дома здесь, — я показываю на ошеломительный вид перед нами — серое, похожее на матовое стекло небо, пронзаемое бесчисленными вечнозелёными деревьями. — Красиво, не так ли? — нараспев обращаюсь я к ней, когда она забирается ко мне на колени и начинает мурлыкать. — И ты того же цвета, что и эти великолепные облака. Тебе самое место здесь, не так ли?
После долгой паузы Аксель говорит:
— Может и так.
Когда я поднимаю взгляд, он смотрит не на котёнка. Он смотрит на меня.
В моём сердце грохочет гром. Кажется, мне мерещится. Он говорил о крохотном котёнке, а не обо мне. Его взгляд опустился к моим губам и остался там, потому что он смотрит, что я скажу дальше, а не думает о том, чтобы зацеловать меня до бесчувствия.
Вот только Аксель опускается на крыльцо прямо рядом, вытягивая длинные ноги по ступеням и опираясь локтями на колени. Он слегка наклоняется ко мне, и наши руки соприкасаются, когда он почёсывает котёнка за ушками. Её мурлыканье удваивается по мощности. Ещё одно сходство между нами: одно легчайшее прикосновение Акселя Бергмана, и мы мурчим от всего сердца.
Я вдыхаю, и дофамин переполняет мой мозг удовольствием. От него пахнет свежим воздухом, тем кедрово-шалфейным мылом и жаром его тела. Я хочу, чтобы мои ладони скользили по его коже, погружались в его волосы. Я хочу ощутить его вес на мне, во мне...
— Где ты была? — спрашивает он. Его глаза смотрят на мои волосы, губы почти изгибаются в тени улыбки.
Я рефлекторно поднимаю руку, но Аксель опережает меня и снимает с моей макушки маленький белый полевой цветочек.
О божечки. Цветок с кишечной катастрофы в поле.
Я не могу рассказать ему, что у меня была туалетная неожиданность по дороге домой. Ну, мочь-то могу... просто не буду. Это слишком постыдно. Одно дело — в целом объяснить, что у тебя ВЗК, но никому не нравятся детали, и особенно табуированным считается всё, что расположено в человеческом теле между пупком и бёдрами. Я знаю, рационально я знаю, что в моей болезни нет ничего постыдного, но это сложно. Сложно найти смелость рассказать ему всё как есть, когда я хочу Акселя, хочу чувствовать себя привлекательной для него.
— Руни? — он мягко крутит цветок в руках, туда-сюда, зажав между своими большим и указательным пальцами.
— Я была... в поле. С... полевыми цветами.
Уголок его рта приподнимается, ещё сильнее напоминая улыбку.
— Я это уже понял. Что за поле?
Я смотрю на кошечку, гладя её и надеясь, что мои волосы, упавшие на лицо, скроют смущённый румянец.
— У девушки должны быть свои секреты.
Он тихий. Я чувствую на себе его взгляд. Так что я смотрю на кошечку и молюсь, чтобы он закрыл тему.
Сжалившись, он так и делает.
— Как... — он откашливается, затем начинает чесать котёнка под подбородком. Она вытягивает к нему свою крохотную мордочку, зажмурившись и кайфуя. — Как прошёл твой визит к Уилле?
— Очень хорошо. Я скучала по ней. Визит напомнил мне, как сильно я скучала, — кошечка на моих коленях плюхается на спину, задрав лапки в позе сонной капитуляции. — Она продолжает напоминать мне, что в Вашингтоне тоже нужны адвокаты.
Аксель напрягается рядом со мной, затем наклоняется чуть ближе и гладит крохотную белую грудь и животик котёнка.
— Ты бы... захотела когда-либо жить здесь? — спрашивает он.
— До этой поездки я, наверное, сказала бы нет, — признаюсь я. — Я типичная калифорнийская девушка. Я люблю солнце, жаркое лето и чтение на пляже, но... — я поднимаю взгляд к его по-мужски красивому лицу. — Теперь, когда я увидела, что может предложить этот штат, перспектива очень заманчива.
Он хрипло сглатывает, проводя костяшками пальцев по губам. Это движение вызывает ноющее ощущение между моих бёдер.
Затем эта ладонь внезапно накрывает мою линию подбородка, большой палец проходится по моему горлу. Его губы скользят по моим, и поцелуй столь же нежный, как и ветерок, который обдувает нас. Грёза, воплотившаяся в жизнь.