- Это был просто обморок…
- Дориан, не спорь.
Доктора провели тщательнейшую дифференциальную диагностику и аппаратное исследование, по результатам которых был поставлен диагноз. Подозрения Рональда оказались верными, у Дориана стартовала эпилепсия. Сотрясение мозга не прошло бесследно.
Дориан даже пытался спорить с эскулапами, не мог поверить в то, что у него началась подобная болезнь. Но с фактами не поспоришь, и его предыдущие обмороки были ничем иным, как эпилептическими приступами, просто он этого не мог знать.
- Дориан, это не приговор, - произнёс Фишер, когда они ехали обратно. – Но ты должен не забывать принимать лекарство, это важно. Оно помогает контролировать приступы, а их лучше не допускать, потому что во время них ты можешь покалечиться.
- Я уже четыре раза падал, но ничего страшного со мной не случалось.
Рональд бросил на подопечного хмурый взгляд и поспешил вернуть его к дороге.
- Дориан, не хочу тебя пугать, но лучше это сделаю я, чем ты поймёшь это на собственном опыте. Ты можешь себе сломать что-нибудь, разбить голову или ещё что-то подобное. У моей кузины в подростковом возрасте была эпилепсия, и она однажды откусила себе кончик языка, благо, его удалось пришить обратно, но шепелявила она ещё долго.
- Вот именно, не надо меня пугать, - буркнул Дориан и, поджав под себя ноги и скрестив руки на груди, отвернулся к окну.
Остаток пути они ехали молча, Рональд решил больше не мучить подопечного нотациями, понимая, что тому сейчас и так несладко – ещё неслаще, чем было.
Глава 7
Глава 7
В горе и в радости, в медных трубах, в серебряных зеркалах.
Нами помянут Иисус и Будда, Мохаммед и сам Аллах,
Нами написаны сотни писем по тысячам адресов,
Ведь главное здесь – позитивно мыслить и не наблюдать часов.
Мария Олеговна, Созвездие рака©
С момента аварии прошла ровно неделя, наступило двадцать третье сентября, двадцать шестой день рождения Леона и Дориана. И самый главный подарок на этот праздник Дориану накануне сделала доктор Иннганаморте, разрешив ему впредь находиться с Леоном так долго, как ему захочется. Состояние Леона стабилизировалось, и стало понятно, что смерть проиграла в сражении за него, вот только совсем отпускать она его не желала, видимо очень уж он ей понравился, и его глубочайший сон продолжался.
Но, несмотря на щедрейший, пусть и ничего не стоивший для неё, подарок доктора Иннганаморте, Дориан имел смелость и наглость просить большего. Дориан обращался к Богу и Аллаху, пророкам и всем святым, имён которых он не знал, прося только об одном – чтобы Леон пришёл в себя. Ведь сегодня их день, они имеют право на чудеса. И с того момента, как он проснулся, Дориана не покидала стойкая уверенность в том, что чудо непременно свершится.
Привычка твердила Дориану, что нужно начинать отмечать день рождения с самого утра. Хотелось ощутить щекотку от пузырьков шампанского на языке и их лёгкость в голове, чтобы волшебство разлилось по венам. Но он понимал, что доктор Иннганаморте унюхает, даже если он выпьет один глоток спиртного, и на пушечный выстрел не подпустит его к Леону, с этим в отделении реанимации было строго. Лучше уж сразу выпить яда.
По пути в больницу Дориан дурил голову водителю такси всякой ерундой, ёрзая от нетерпения, будто выпил с десяток банок энергетиков, напевал себе под нос что-то. Его радостность и весёлость казались переборовыми и неуместными, особенно для отделения реанимации, в которое он направлялся. Но они были главным доказательством того, что человеку для счастья нужно так мало – достаточно веры в чудо.
- Привет, - произнёс Дориан, зайдя в палату близнеца, и широко-широко улыбнулся.
Сев на стул около постели Леона, он с всё той же улыбкой продолжил:
- Не знаю, чувствуешь ли ты время, но уже настал наш день рождения. Совсем большие мы уже, двадцать шесть лет… - он потупил взгляд и снова улыбнулся, после чего поднял глаза обратно к лицу старшего. – И этот день мы просто обязаны провести вдвоём. И мы и так вдвоём, но это не то, когда только один из нас бодрствует. Проснись, пожалуйста, ты и так уже заспался – неделю целую проспал. Сколько можно? Давай, не ленись, открывай глаза!
Дориан и сам понимал, что говорит полный бред, но он сейчас казался правильным и нужным. Хватит уже серьёзности, от неё уже стало вконец тошно. А сегодня ведь праздник, и он имеет право повеселиться, а потом Леон в шутку попрекнёт его в том, что он даже около его больничной постели страдал фигнёй и устраивал спектакль одного актёра.