— Нет, типа если стоит выбор... — я задумчиво поджимаю губы, и дальше говорю исключительно то, что чувствую, и то, что считаю правильным, если когда-нибудь ситуация неожиданно коснулась бы и меня. — Как бы... Например, если у меня возникнет такой выбор, я не стану выбирать кого-то вообще. Кого-то из этих двоих, я имею в виду. Если ты не уверен ни в ком из них, то они тебе и не нужны. Ты их не любишь. Ни одного, хотя тебе может казаться иначе. Потому что тот, кого ты полюбишь, всегда будет и останется единственным, он стоит выше всех ступенек. Он на пьедестале, а пьедестал может принадлежать только одному.
— Значит? — Матвей отчаянно желает, чтобы я продолжила.
А я могу лишь пожать плечами:
— Значит, я его просто еще не встретила.
— А я? Что скажешь обо мне?
— А тебе вторая нравится? И чем?
— Она прикольная, упрямая, смешная, — спокойно перечисляет он, описывая достоинства девушки.
— И всё? — скептически выгибаю брови.
— Ну, целуется классно, — Матвей ухмыляется.
— М-да, — разочарованно опускаю глаза на телефон, который держу в руках. Перевожу взгляд на сгущающуюся толпу в зале. С каждой минутой народ прибывает, к полуночи тут будет не протолкнуться.
— Нет, а что еще ты хочешь услышать?
И я мотаю головой, отказываясь отвечать и точно не зная, что хотела бы сказать.
— Скажи, — тихо просит он, и голос звучит серьезным.
— То, что ты описываешь, Матвей... я не знаю, похоже на влечение, но не на любовь. Впрочем, если вы знакомы недавно, всё еще впереди. Есть шанс влюбиться.
— А если я не хочу?
— Не хочешь влюбляться? — растерянно переспрашиваю я. Странный вопрос.
— Да.
Не хочет влюбляться... значит, не желает ее сделать своей, а значит...
Эти мысли меня угнетают и отчего-то приводят в злое уныние.
— Ну, тогда я не понимаю, что ты творишь, Матвей. Вообще вас мужчин не понимаю. И давай уже закроем эту тему, потому что я действительно ничего не смыслю в мужской любви.
— А у тебя тогда как? — Он никак не отстанет.
— А у меня все уже в ауте, — роняю я неопределенно.
— И сколько их уже таких? — Интерес в глазах напротив пошатывает мои нервы. Алкоголь что, выветрился?
— Много, — не хочу называть точную цифру, но их и правда было много. Больше, чем хотелось иметь, ибо эта статистика настолько неутешительна, что впору поставить на себе крест: никто не может меня очаровать. Никто.
— Да ты нарасхват, — шутит он, в уголках губ играет озорная улыбка.
А я, едва заметно усмехнувшись, болезненно и тоскливо, снова поворачиваюсь лицом к танцполу. Я молчу долго, но Матвей меня не торопит, а может, и вряд ли ждет моей реплики.
Он обслуживает одну даму, потом перебрасывается парой фраз с каким-то парнем, наливает тому выпивку и ступает ко мне, осторожно, чтобы не обидеть, произносит:
— Лер? Пересядешь на диваны?
— А? — Поворачиваю голову.
— У меня алкоголиков тут набирается, — кривая красивая улыбка. — Там пришел мой приятель. Он составит тебе компанию, пока наши не потянутся. Вон там, — указывает на один из столиков в окружении темно-голубых диванчиков.
— Хочешь от меня избавиться? Надоела? — спрашиваю я с иронией, лишь мельком взглянув в ту сторону и вернув взор на Матвея.
— Смотри, — он глазами обводит народ за барной стойкой, — их слишком много, видишь? Я подойду скоро, обещаю. Найду замену на часок и присоединюсь.
— Нет уж, я остаюсь здесь, ты меня отсюда не выгонишь. Ты работай, а я послушаю музыку.
И, подняв руки, я снова прижимаю к ушам амбушюры, врубаю громкость и начинаю раскачиваться на стойке, водя плечами по воздуху и двигая головой, шеей и кистью рук. Где-то на заднем фоне звенит добрый смех Матвея, которому, очевидно, нравятся во мне все эти перемены: сногсшибательный нрав, о котором он даже не подозревал все годы, чтобы мы учились с ним вместе. Помещение охвачено легким полумраком, танцами, обворожительной игрой теней и света. А у меня в ушах звучит отдельная вселенная. Музыка только для меня. Я закрываю глаза и проваливаюсь в чудо.
Матвей выводит меня из транса, когда «наши уже собрались».
— Ты за час сделала мне трехчасовую выручку, — произносит он шепотом мне на ухо, резко сняв с моей головы наушники. — Положу их сюда, ты же не против?
И он с улыбкой прячет их под стойку, где лежит моя куртка.
— Ты не думаешь, что ведешь себя чересчур вольно? — поднимаю брови от его беспардонного поведения. — Мы не настолько близки, чтобы ты мог решить, прятать ли от меня наушники.
Он поднимает руки.
— Я всего лишь конфисковал на время, не злись.
— Я не злюсь, — усмехаюсь я, — просто удивлена, что мы так быстро перешли на непринужденное общение. Не думала, что это возможно.