Он выругался про себя.
Сбросил одеяло и сел, шаря в темноте босыми ногами — искал шлепанцы. Нашел. Надел. Шлепанцы были холодные и шершавые. Рукой нащупал на стене выключатель. В глаза ударил ослепительный свет.
Он направился на кухню, набрал в стакан воды, напился и туго закрутил кран. Вода больше не капала. Зато странно загудели водопроводные трубы; казалось, кто-то учится играть на тромбоне.
Стрелки часов показывали ровно два. На этот раз он очень уж рано проснулся. Что теперь делать? До рассвета — три часа. Много. Немыслимо много, когда ночь, когда ты один и не знаешь, отчего тебе тревожно. Хорошо бы заснуть. Неважно, что тебе приснятся кошмары. Неважно. Всегда можешь проснуться и подумать: «Это был только сон».
Он вернулся в комнату.
Взял пачку сигарет, выбрал хорошую, несплющенную сигарету и закурил. Потом распахнул окно. Снова загудели трубы — словно кто-то учил гаммы на тромбоне.
Выкурив сигарету, он погасил свет. Может быть, все-таки удастся заснуть. Он лег навзничь и закрыл глаза. Тело неестественно напряглось. И внутри все напряглось — так сильно, вот-вот лопнет. Отвратительная ночь! От вкуса дыма подташнивало. Ночная темнота была тяжелая, и все тяжелела, наваливалась на грудь.
Он ворочался с боку на бок — как бы так лечь поудобней, чтобы заснуть?.. Обычно он засыпал на правом боку. Обычно… Но на этот раз не везло: недоставало воздуха, и приходилось ложиться на спину. Открыв глаза, он снова увидел далекий огонек на вершине башенного крана. Огонек зажигали каждую ночь, и на сердце становилось лучше, веселее при виде далекого света, который горел, словно звезда, в черной ночи…
Секунды, минуты… (Он слышал, как тикают часы на руке.) Время не стояло на месте. Медленно, бесконечно медленно текла река времени, и он, вместе с ней, приближался к берегам утра. Где-то запел петух — сипло, словно коклюш схватил (Странно… Откуда петух в городе?). Петушиное пение напомнило ему о деревне, и он подумал, что скот уже проснулся в хлевах, топочет копытами и ловит трепещущими ноздрями свежий предрассветный воздух. И рыбы, наверное, уже проснулись в реках, учуяв возвращение света, и на листьях, деревьях, травах дрожат кристаллики росы.
Уже светает.
Ну, наконец!
За окном зашуршала листва — это дунул утренний ветер. Огонек в щели меж штор стал бледнее. Снова надсадно прокричал петух.
В комнату сочился тусклый свет. Глаза были открыты. Он видел, как предметы наконец выплывают из темноты, словно с них схлынула черная вода.
Довольно ворочаться в постели: заснуть все равно не удастся. Он сел, нагрел воды, побрился, глядя на свое изображение в холодном стекле зеркала: глаза покраснели, запали, пересохшие губы потрескались.
Он надел плащ и вышел на улицу. Небо было светлое и тихое; белесые облачка повисли над крышами и башнями просыпающегося Вильнюса. Старый город лежал в долине. Стоя на холме, он видел широкую панораму, открывшуюся перед глазами. Башни, башни! Сотни белых башен. Они взмывали в небо, а вдалеке голубели холмы, темнели леса.
Солнце поднялось еще выше и залило город светом; вспыхнули золотом короны башен и сверкнула внизу река, вынырнувшая из одежд тумана.
Он спустился на пустую улицу. Нет, улицы уже не были совсем пустынны: проносились одинокие троллейбусы и автобусы, в которых сидели первые пассажиры. Дворники махали метлами, сгребая в кучки вчерашнюю пыль.
Рядом с ним остановился загородный автобус и со скрежетом распахнул двери, словно приглашая его. Автобус стоял и ждал, как будто он непременно должен сесть. И он не устоял перед этим безмолвным призывом. Он перестал рассуждать. Поднялся, сел у пыльного окна и удивился, что кроме него, кондукторши и еще одной женщины, никого в автобусе нет. Он сам не знал, куда собирается ехать — и не думал об этом.
За городом, над избами, уже курился синеватый дымок, рассеиваясь в ясном небе. День обещал быть погожим. Беспрестанно гудел мотор, автобус ехал вдаль, мимо полей и бора. Тяжелая ночь без сна сразу забылась. Остановив автобус, шофер обернулся и попросил у него спички. Он зажег ему сигарету, но сам не закурил: не хотелось. На ветровом стекле висело фото улыбающейся девушки. Наверное, это была шоферова девушка, и ее изображение всегда путешествовало с шофером, а тот, глядя на дорогу, видел и ее, думал о ее губах, глазах, волосах. Он даже позавидовал шоферу. Наверное, в жизни этого парня все ясно, просто, гладко, как этот асфальт — а может, и нет.
Он вспомнил: где-то здесь протекает быстрая и веселая речка. Надо ее увидеть. Он внезапно захотел очутиться у реки и взглянуть на стремительный бег воды, мерцающей на солнце, вдохнуть ее свежий запах и побродить по воде.