Хильда не подходила, но и не убегала. Она всматривалась в летчика, безуспешно пытаясь что-то понять.
Гедиминас потряс пустую флягу.
— Мы оба умираем от жажды. — Он облизал потрескавшиеся губы. — Неужели тут нигде нет воды?
— Я поищу, — сказала Хильда. — Бусы ты у меня не отнимешь? Правда?
— Конечно, нет. На что они мне?
Гедиминас повернулся к летчику и нащупал пульс, который бился все слабее. Рука уже начинала остывать. Жизнь быстро угасала в теле летчика, и вдруг Гедиминас почувствовал, что и пульс перестал биться. Рука летчика дернулась, он весь вытянулся, вздрогнул в последний раз — затих. Он умер. Темные тени легли в его глазницах.
Остановились песочные часы.
Когда Гедиминас обернулся, не было ни Хильды, ни его шлема. Он озабоченно огляделся и наконец увидел девушку, которая шла от моря, набрав полный шлем воды; шлем качался в ее руках, как ведро, и вода капала на песок, поблескивая в лучах восходящего солнца.
— Я принесла вам воды, — сказала Хильда.
— Морской воды, — горько усмехнулся Гедиминас. — Но ему уже ничего не надо. Он там, где нет жажды.
Гедиминас встал на колени перед летчиком, отстегнул карман его куртки, вынул записную книжку и сложенный надвое конверт; в другом кармане была плитка шоколада. Все имущество летчика. Он сунул книжку и письмо в карман, а шоколад протянул девушке.
— Хочешь?
Она мотнула головой; Гедиминас бросил шоколад и встал. Он был голоден, но есть бы его не смог.
— Почему он лежит? — спросила Хильда.
— Он умер. Надо похоронить. Помоги отнести его вот в ту яму. — Он махнул головой в сторону воронки.
— Хорошо.
Хильда подошла поближе и взяла летчика за ноги.
— До чего он похож на Мартинаса. Только Мартинас был красивый, ни чуточку не обгоревший, и волосы у него были светлые, как у тебя.
Гедиминас взял летчика под мышки; жуткая голова в кожаном шлеме отвисла; они потащили труп к воронке, опустили его туда, и Гедиминас торопливо, дрожащими руками стал сыпать в яму песок, который закрыл лицо, грудь, рыцарский крест, и вскоре летчик исчез под песком. Яма сравнялась, и Гедиминас поверх нее еще насыпал кучку песка, которая хоть отчасти походила на могилу.
«Вот и все, — подумал Гедиминас. — Так исчезает человек из этого мира; несколько десятков горстей песка — и его нет».
Гедиминас заметил, что девушка поливает могилу водой.
— Что ты делаешь?! — в бешенстве закричал он.
— Он же просил воды, — ответила она.
Гедиминас вырвал из рук девушки шлем, вылил воду, нахлобучил его, повесил на плечо автомат и, немного шатаясь, побрел по дюнам. Вдруг ему почудилось, что летчик воскрес и выбрался из-под песка; он обернулся, но увидел только стройный силуэт девушки. Освещенный солнцем, он казался нереальным на фоне сверкающего моря. «Будто фата-моргана», — подумал Гедиминас.
Вторая часть
7
Когда он шел по сосняку, снова закричала кукушка и тут же, словно застеснявшись, смолкла. Затронутые утренним ветерком, шумели верхушки сосен, звук этот напомнил о море, от которою он все больше удалялся. Обитатели леса уже проснулись, по стволу сосны ритмично постукивал дятел (это было как далекий отзвук пулеметной очереди), по земле сновали муравьи, жуки, а пауки вовсю ткали паутину. Они спешили, как рыбаки перед ловом.
В сосняке виднелись следы недавнего боя; развороченная земля была усеяна пустыми гильзами и брошенным оружием. Кое-где торчали голые, без сучьев, стволы сосенок, в окопах валялись убитые немцы. В сосняке царил дух смерти и безлюдья. Казалось, что живому человеку тут делать нечего.
Гедиминас обрадовался, увидев за деревьями огонек костра. Там на пне сидел очкастый старик в поношенном дождевике. Он читал книгу и нисколько не испугался, увидев приближающегося Гедиминаса. Рядом со стариком стоял чемоданчик, какие бывают у врачей, и трость. Старик поднял голову, и в стеклах его очков блеснуло низкое солнце.
— Доброе утро! — поздоровался Гедиминас.
— Доброе, — ответил старик на пне.
— Что вы тут делаете?
— Разве не видите? Читаю книгу и пеку картошку. Это вас удивляет?
— Да. Немного.
— Возможно, — сказал старик. — Странно видеть человека, читающего на пенечке Монтеня, когда кругом идет война. Однако никогда ничему не надо удивляться. Nil admirari! Вы литовец?
— Да.
— Трудно узнать человека в форме. Не знаешь, кто он такой. Вчера русские мне дали десять картофелин; я уже совсем было обессилел с голоду. Пять я испек и съел. Знаете, я почувствовал себя, как на банкете. У меня еще целых пять штук осталось. Вы ранены?