— Он говорит по-немецки, — сказала Роземари. — Познакомьтесь.
Девушка, не вставая, протянула Гедиминасу холодную, вялую руку.
— Ах, да, — пробормотала она.
В углу комнаты раздался кашель, и теперь Гедиминас заметил там на диване еще и толстого лысого человека, накрытого одеялом. Его ноги были в шерстяных носках.
— Мой отец, — сказала Роземари. — Он немного прихворнул.
Гедиминас поклонился, и старик что-то буркнул себе под нос. Стенные часы заскрипели и стали отзванивать время. Гедиминас вздрогнул, словно от взрыва снаряда. Он еще раз поклонился и вышел из комнаты. Девушка проводила его до лестницы.
— Заходите к нам почаще, — с улыбкой сказала она.
— Хорошо. Если только найдется время. Не забывайте, что я — солдат.
Гедиминас спускался по лестнице, охваченный непонятным волнением. Он хотел вернуться и дотронуться до Роземари. Даже более того: обнять и поцеловать в голую шею ниже уха, где спутались мягкие рыжеватые волосы.
«У тебя закружилась голова, — сказал он сам себе. — Не раскисай».
По двору бежал взволнованный солдат.
— Что случилось? — спросил Гедиминас.
— Немецкий полковник повесился. Привязал подтяжки к балке и повесился. Ну и дела!
Солдат помчался в штаб.
Гедиминас смотрел, как повар колет дрова для кухни. Дрова были тугие, дубовые, топор отскакивал, и вспотевший повар смачно ругался. В тополях галдела стая ворон; они поднялись в воздух, делая черные крути. С дерева слетел пожелтевший лист и, тихо шурша, опустился в разъезженную машинами грязь дороги.
9
Ветер, приблудившись с моря, летел по разрушенному городу, по пустым, сгоревшим домам, неся пыль, пепел и падающие листья. Смолкли разрывы бомб, пламя угасло, и город молча переживал свое горе. Он не стонал, как раненый человек, не скрипел зубами от боли; только ветер тихо посвистывал в черных руинах.
Хильда с трудом узнавала заваленные щебнем и обломками стен улицы. Развалины были всюду, на каждом шагу. Иногда ее удивленный взгляд останавливался на каком-нибудь непонятном, чудом уцелевшем доме, который пощадили осколки и огонь. Но даже эти дома казались мертвыми; из труб не шел дым и дети не играли во дворах. Под окнами увядали одинокие астры. Несколько тракторов урчали на улице, очищая мостовую от осколков; они освобождали дорогу для машин.
В скверике перед театром уже не было мертвого пса, но фонтан не оживал, и смеющаяся голова амура лежала на прежнем месте. Ее почти скрыли увядшие липовые листья. Голубя не было; наверное, его съели крысы, а ветер разнес пух и перья.
В скверике стояла полевая кухня. Из жестяной трубы шел дым; вокруг кухни крутился толстый, разомлевший повар, громадным черпаком набирая из котла дымящуюся кашу. Солдаты подходили один за другим, протянув котелки; повар хватал черпаком кашу и ловко кидал ее в котелок. За голенищем у солдат были ложки; они вытаскивали их и, сев на груду камней, принимались за еду.
— Следующий? — кричал повар, размахивая черпаком.
Хильда остановилась. Она проглотила слюну и уставилась на кухню, как зачарованная.
— Каши хочешь? — спросил повар, заметив ее взгляд.
Она не поняла его слов, но смысл уловила и кивнула головой.
— Поближе подойди. Не бойся.
Хильда сама не почувствовала, как очутилась рядом с кухней. Ее взгляд был прикован к каше. Она снова проглотила слюну.
Повар взял котелок, навалил туда каши, подал Хильде, а потом протянул погнутую ложку.
— Ешь!
Котелок грел Хильде пальцы. Она черпала ложкой горячую кашу, которая обжигала губы и небо; каша была удивительно вкусная. Хильде казалось, что она в жизни такой не ела; она поглощала ее быстро, обжигаясь, ложка за ложкой, словно боялась, что повар отнимет у нее котелок; а он смотрел на нее и улыбался.
— Вкусно?
Ей некогда было отвечать.
Солдаты шутливо поглядывали на Хильду.
— Ничего себе девка.
— Худая больно. Мне бы пожирней.
— А я и от такой не откажусь.
Низенький, кривоногий солдатик подкрался к Хильде и зашептал ей на ухо, но так, чтобы слышали все:
— Послушай, милочка, может, в папу-маму сыграем?
Хихикание. Подмигивание. Повар вдруг покраснел еще больше и заехал солдатику черпаком по руке. Солдатик отскочил в сторону и стал, смущенно переминаясь с ноги на ногу.
— Убирайся отсюдова! — закричал повар. — А то я из тебя кашу сделаю!
Раздался смех. Солдатик что-то буркнул, отошел подальше и, потупив глаза, принялся тщательно отскребывать ложкой дно котелка.