Гедиминас спохватился, что засиделся, и встал. На комоде он заметил несколько книг и взял одну из них. Это был томик стихов Рильке на немецком языке.
— Можно взять почитать? — спросил он у Роземари.
— О, вы любите поэзию! — удивилась она.
— Да, когда-то читал.
— Берите, если вам интересно.
Сестра девушки ни слова не сказала за весь вечер. Она зло покосилась на Гедиминаса, он поблагодарил за книгу и вышел. Роземари проводила его до двери.
Лежа на расшатанной железной койке, Гедиминас при свете свечи листал страницы книги. Как давно он не держал в руках книг! Его огрубевшие, привыкшие к оружию пальцы скользила по белым страницам, в глазах расплывались черные строчки стихов. Он хотел читать, но мысли возвращались к Роземари, и ему казалось, что между строк проступает ее лицо. Ее волосы. Блестящие, зеленые глаза. Белая шея. Нет, было еще что-то, необъяснимое, что привлекало его к ней, отчего скорей бежала кровь в жилах. Он тщетно старался успокоиться. Закурил, но и это не помогло. Образ девушки снова вставал перед ним.
Гедиминас рассеянно посмотрел в книгу.
В дверь тихо постучались.
— Войдите! — вздрогнув, сказал он, вскакивая и садясь на койке.
В дверях показался веснушчатый носик Роземари. «Она пришла, пришла, — обрадовался он. — Она смелее меня».
— Дайте мне одну русскую сигарету, — сказала девушка. — Будьте так добры.
— Прошу. Берите. Берите, сколько хотите.
Гедиминас вытащил из кармана помятую коробку папирос. Она притворила дверь и взяла из коробки папиросу. Гедиминас подал ей огонь и сказал:
— Садитесь.
Никакой мебели, кроме койки, тут не было. Комнатка смахивала на декорацию грустной пьесы. Роземари пристроилась на краешке кровати.
— Вам понравились стихи? — спросила она, глядя на дымящуюся папиросу.
— Я ничего не помню. Думал о вас.
Роземари рассмеялась.
— Вы очень смешно говорите по-немецки.
— Иначе не умею. Простите.
— О, это неважно. Мы понимаем друг друга, и хватит. Почему вы так недолго у нас были? Вам не поправилось?
— Мне показалось, что ваши родные сердито на меня косились.
— Неправда. Вам только показалось.
— Хорошо, что вы пришли, — сказал Гедиминас, садясь на койку рядом с Роземари.
— Почему хорошо?
— Я хотел провести этот вечер с вами. Кто знает? Через несколько дней, может, меня и не будет вовсе…
— Не говорите так. Я знаю, вы останетесь живы.
— Откуда вы знаете?
— Чувствую. Женщины очень хорошо все чувствуют.
На дворе моросило. По темному стеклу окна бежала блестящая вода, в тополях гомонили вороны. Гедиминас сидел совсем рядом с девушкой, чувствуя тепло ее тела и аромат надушенных волос. Он смотрел на ее белую шею и круглые плечи. Вино и близость девушки опьяняли его. Она так близко! Совсем близко! Протянуть руку — и она будет принадлежать тебе, и ты сможешь ее обнимать и забыть, что идет война, что за окном дождь и мрак. Каждый по-своему бежит к теплу и свету, но часто оказывается в темноте. Его пальцы дрожали. И вдруг, не в силах больше сдерживаться, он обнял ее и стал целовать ее шею, плечи, теплые, полураскрытые губы. Потом он почувствовал, как ее мягкие руки обняли его, и она тихо, как во сне, прошептала:
— Запри дверь.
Он получил запечатанный пакет и, выбежав во двор, пригнул в виллис. Сев, он невольно обернулся и в окне второго этажа увидел силуэт Роземари. Это было безмолвное прощание. Он видел ее только краткое мгновение, потому что машина с места рванулась вперед и, утонув в бензиновом дыму, полетела по аллее, подскакивая на выбоинах дороги. Гедиминас вцепился в поручень машины, чтобы не вылететь. Шофер бешено крутил баранку, пуская виллис на полной скорости. Словно участвовал в автогонках. Ветровое стекло уже залепило грязью.
Над полями расплылся серый холодный туман. Виллис быстро взбирался по дороге на холм, на котором стояла ветряная мельница. В мельницу угодил снаряд; слетела крыша, разбитые крылья взмыли в воздух, словно собираясь взлететь, и сразу попадали на землю. От мельницы остались валы и жернова.
Они пронеслись мимо мельницы, и следующий снаряд разорвался рядом. Шофер сгорбился, на мгновение выпустил баранку из рук, машину заметало. Гедиминас ударился лбом в ветровое стекло. На них посыпались мокрые комья.
Шофер остановил машину и, обернувшись, посмотрел на осевшее заднее колесо.
— А чтоб тебя! — выругался он. — Этого еще не хватало. — Схватив ключ, шофер кинулся к запасному колесу.