У насекомых, пауков, рыб, лягушек, ящериц территории
обычно маленькие — несколько квадратных метров или
даже сантиметров, например, у рыбок в аквариумах. Зоологи
решили измерить некоторые территории и нашли, что у
тропических ящериц они не больше 30—40 квадратных метров,
у техасских лягушек 400 квадратных метров, у лебедя —
один квадратный километр, у косули примерно в пять, а у
оленя раз в десять больше (тысяча и 2,5 тысячи акров).
У льва и тигра охотничьи угодья около двадцати
квадратных километров и даже больше.
Не всегда территория бывает там, где гнездо или логово:
утки иногда улетают кормиться за километр и дальше от
гнезд. В таких случаях у них два владения: маленькое около
гнезда и большое, где они кормятся.
Стадо бабуинов, в котором примерно 80 обезьян, владеет
территорией около 15 квадратных километров. Но все эти
километры павианы обживают не одинаково: есть такие
уголки, где они почти не бывают. По другим же бродят
постоянно. Тут у них есть и деревья для сна — на них всегда ночуют.
И «столовые» — там они обычно кормятся. И площадки для
игр, и места для водопоя. Если воды в округе мало, то там,
где она есть, иногда собираются на водопой сразу несколько
обезьяньих стад, и все пьют вместе. Без ссор и драк.
Неважно, на чьей территории вода — хозяева не гонят пришельцев.
Видно, водоемы у них в общем пользовании. Напившись,
стада расходятся, и редко кто из обезьян от своих уходит в
чужое стадо.
Не только у павианов, а, по-видимому, у всех животных
территории делятся на небольшие участки, где их
владельцы занимаются разными своими делами: в одном месте
спят, в другом чистятся, пьют, едят, в третьем — у них нора
или другое убежище (и часто не одно). Не где попало
отмечают и границы. А у многих есть даже и «уборные»: либо
одна, либо множество, но все в определенных местах, как у
бегемотов.
Все эти квартиры или, вернее, санузлы, туалеты,
столовые, спальни, детские и прочие части квартир связывают
хорошо вытоптанные дорожки, тропки или менее заметные
переходы, но маршрут их, как правило, постоянен. Они
петляют во всех направлениях по собственной территории, но
у границ чужой обычно обрываются.
Как же не путают, где своя, а где чужая? Ведь никаких
указателей на деревьях не развешено...
Впрочем, не совсем так. Печатными словами нигде не
сказано, в чьи владения вы вступаете. Но пограничные
столбы у территорий есть. «Материал», из которого они
изготовлены, разный. Он часто вокальный: ведь птицы поют не для
того, чтобы услаждать слух влюбленных, хотя, возможно,
им это и приятно. А главным образом для того, чтобы
все соседи знали, где владения певца. Здесь действует
неписаное правило: «Где слышен мой голос, там и моя
территория!»
Впрочем, многое зависит тут от площади, пригодной для
устройства гнезд. Если она мала, а птиц много, то их
самцы, потеснив друг друга, часто поют не только слыша, но
и видя один другого. Но тогда и территории у них меньше
предусмотренных природой.
Орангутанги и обезьяны ревуны, эволюционируя,
обзавелись даже мощными «динамиками», которые усиливают их
крик во сто крат. У орангутангов — это надувные, как меха
у волынки, мешки на горле, а у ревунов — особые
резонаторы в голосовых связках. Свой район оглашает ревом и олень,
и бык, и лев — это тоже оповещение претендентам.
«Пограничные столбы» другого сорта животные
изготавливают из своих запахов. Я уже немного говорил об этом,
когда рассказывал, как самцы и самки находят друг друга.
Всевозможные пахучие железы, которыми щедро наделены
многие звери, служат им не только эту службу. Они и
пригласительные письма для дам, и объявления на границах
владений о том, что место здесь занято.
Территория, говорит 3. Веселовский, «буквально
надушена специфическим запахом животного», которое на ней
живет (у куниц, хорей и лис он такой сильный, что даже
человек его чувствует). И запахи постоянно подновляются.
Обычно, проснувшись, умывшись и позавтракав, владельцы
тотчас идут дозором по своим владениям и всюду, где надо,
ставят пометки.
Собаки, лисы и волки, которые, как известно,
объявляют о своем присутствии, поднимая задние
лапы на заборы, столбы, деревья и кусты, экономят
буквально каждую каплю мочи, чтобы хватило ее на все
«пограничные столбы».
Обезьяны ног не поднимают, а берут мочу на
ладонь и размазывают по веткам. «Я держал в клетке,—
рассказывает 3. Веселовский,— индомалайскую
после каждой чистки
клетки лишь удваивала свои
усилия в употреблении
упомянутой жидкости».
Медведь тоже,
извалявшись в своей моче, трется
потом о деревья.
Зубры тоже, ободрав ро-
гами кору, валяются в сво-
ей моче и трутся потом о дерево.
И барсук трется о кусты,
и гиена, и соболь, и куница, и многие другие звери. А наш
старый знакомый, скунс, прогуливаясь по своим владениям,
время от времени прыскает на траву боевой жидкостью.
Бывают, так сказать, и визуальные, то есть зримые,
заявки на владения. Те же медведи, не довольствуясь запахом,
обдирают кору на стволах, которые после этого своей
белизной сигналят о правах собственности косолапого.
Многие хищные птицы долго кружат над полями и
лесами. А пустельга, облюбовав гнездо, пикирует над ним.
Некоторые лягушки и рыбы особыми движениями такие
же знаки подают соседям.
Но если соседей они не останавливают, и те, игнорируя
пограничные сигналы, слишком близко приближаются к
чужим владениям, то нахалам посылают здесь второе
серьезное предупреждение. Пантомимы, с которыми
некоторые животные выступают перед противником из своего
племени1 на границах охотничьих участков, зоологи так и
называют— «пограничные позы». Они часто очень забавны.
Колюшка грозит сопернику, посмевшему заплыть в ее
территориальные воды, исполняя некий танец на голове.
Если и этого мало, то кусает дно. Серебристые чайки рвут
траву. Бык рогами и копытами роет землю.
Петухи в такого рода конфликтах с азартом клюют друг
перед другом воображаемые зерна. Синицы поступают так
же. Скворцы и журавли демонстративно чистят свое
оперение перед самым носом врага, а шилоклювки и
кулики-сороки делают вид, что очень хотят спать: до того, видите ли,
им скучен и неинтересен вид этого нудного наглеца,
требующего доли в их владениях. Они суют голову под крыло
и приседают, имитируя позу, в которой обычно спят.
Действие это, конечно, инстинктивно и не выражает
истинного презрения, хотя по странной случайности и в самом
деле его напоминает.
Вся жизнь —игра
Если это так, то животные неплохо живут: они много
играют. И на воле и в неволе.
У некоторых есть даже площадки для игр. Зоолог Шлёт
две тысячи часов провел в седле, всюду поспевая за стадом
одичавших коров на юге Франции, в Камарге. Он видел,
как коровы, едва переступив границы игровых площадок—
на них обычно вся трава вытоптана и есть где
побегать,—сейчас же, «словно автоматически срабатывает какой-то
механизм, начинают играть. Бодаются, гоняются друг за другом,
кувыркаясь, катаются по земле... Телята с воплями восторга
скачут, задрав хвосты, и вертятся, пытаясь их поймать, что
они проделывают почти так же мило, как котята».