Изначально на тренировки записались двадцать три человека. Но затем несколько из них отсеялись по собственной инициативе, ещё один погиб во время схватки в столовой. Но вот оставшиеся семнадцать учеников вроде бы не собирались брать самоотвод, честно тренируясь. Однако видел я только пятнадцать.
– Борису и Алексею запретили приходить, – ответил мой товарищ.
– Это ещё почему? – искренне не понял я.
На пару мгновений повисла тишина. Ученики переглядывались, не решаясь дать ответ. Но был среди них тот, кто никогда не лез в карман за словом.
– Они орки, так что вдруг стали нерукопожатными, – объяснил Дмитрий.
От подобного известия захотелось закурить, притом, что такой вредной привычки ранее у меня не было. Тут ведь вся суть в чём? В объяснении того вопиющего случая в столовой. Он был чем-то выходившим за рамки возможного, нереальным. А потому требовал обоснования, причина, из-за которой люди столь озверели. И та была названа – виноватыми оказались орки.
Как сообщил огр, «избранные», выбравшие себе аватары серокожих, неоднократно выступали инициаторами конфликтов. Они чаще других демонстрировали ярость. Те самые Борис и Алексей несколько раз проявляли характер, недовольные скучными занятиями. И, наконец, именно к числу орков относились двое убитых зачинщиков бойни. Так что объяснение вроде бы подходило, да только имело оно крайне неприятные последствия.
Сделав виновными в случившемся природу орков, Добрынин автоматически превратил всех их представителей в изгоев. Уже спустя несколько часов после известия, остальные жители базы стали шарахаться от серокожих «избранных», как от огня. Их обходили стороной, не садились за один стол, всюду кидали настороженные взгляды, будто те внезапно могли кинуться.
И ведь удивительное дело. Люди продолжали, в большинстве своём, винить Добрынина в той бойне. Однако при всём этом с радостью ухватились за возможность назначить в своих рядах ущербных представителей. Словно им был нужен лишь повод над кем-то возвыситься, утопив в помоях.
Но ладно простые люди, чего-то подобного я от них и без того ждал. Однако то, что сегрегацию поддержал огр, было совершенно неожиданно. Понятно, что Добрынин не хотел учить владению оружием тех, кого считал «ненадежными». Однако Борис с Алексеем входили в число нобилей. Они числились людьми огра и честно тому служили. Не помнил я за ними сильных ошибок, в отличии от многих других своих учеников. Но что будет теперь? Насколько после такого фортеля на них можно будет положиться? Или огр зайдёт ещё дальше и вышвырнет Алексея с Борисом из числа привилегированных? Из своей когорты? После того, как оставил в ней многих иных сомнительных типов?
От всей этой истории не то что попахивало, а прямо смердело. Да только как я мог на это положение повлиять? Разве что поговорить с начальством?
– Не стойте столбами, тренируйтесь! – прикрикнул на отвлёкшихся учеников. После чего на время отложил эту проблему. Сейчас хватало и других.
Например, требовалось следить за работой подопечных. Поправлять ошибки, требовать лучших результатов. Увы, но даже спустя десяток дней упорного труда, идеал для большинства был ещё далеко. Разве что…
– Хорошо, Дима, молодец – попробуй теперь потренировать меткость, – предложил товарищу, когда убедился, что тот успешно исполнил весь комплекс упражнений.
– А чего только он? – воскликнул Степан, здоровый краснокожий парень. – Когда уже мы к чему-то новому перейдём?
– Когда я скажу, – рявкнул в ответ. – А теперь замолкни и продолжай работать!
Бешенство вновь шевельнулось в груди, грозя разгореться настоящим пожаром.
– Эй, какого ты себе позволяешь? – отказался униматься смутьян. – Своему хахалю поблажки делаешь, а нам…
Договорить ублюдок не успел, согнувшись от удара пяткой копья в живот. И пока тот глотал воздух, свернувшись калачиком, а вокруг раздавались удивлённые голоса, я решил провести воспитательную беседу.
– Слушай сюда, падаль. Ты пришёл на мои занятия. Мои. И здесь я буду решать кто и что должен делать. А остальные права голоса и уж тем более оскорбления лишены. Ясно?
– Ты служишь огру. Он это так не оставит, – прохрипел пострадавший.
– Ну так пожалуйся папочке, тебя обязательно пожалеют. Хотя нет, Добрынин на падаль, что приползла жаловаться и не посмотрит. Но ты можешь проверить мои слова. Иди – дверь там. Только возвращаться сюда не думай.
Сказав это, я отошёл от болезного, давя в себе желание наподдать ему ещё по почкам. Ярость кипела в груди, требуя выхода. Но приходилось сдерживаться. В конце концов избиение ученика и так было некоторым выходом за грань. Небольшим, как по нынешним временам.