Я остановилась у края дороги и вышла из машины. Прикрыла глаза от солнца и осмотрелась. Теперь, когда глаза привыкли к резкому свету, я смогла увидеть, что, вообще-то, люди здесь были. Пара, сидящая в открытых дверях своего мобильного дома, мужчина, переходящий от одного ряда машин к другому. Никто не обращал на меня внимания. Прибытие и отъезд посторонних, видимо, были настолько обычным делом, что мое присутствие не вызвало абсолютно никакого интереса.
Метрах в пятидесяти я заметила женщину, сидевшую в прямоугольнике тени, образованной ярко-красно-оранжевым парашютом, натянутым между двумя палатками. Она кормила грудью ребенка, ее лицо было наклонено к младенцу. Я подошла и остановилась метрах в пяти, не зная, что тут является личной территорией, и не желая на нее вторгаться.
— Здравствуйте. Не могли бы вы мне помочь?
Женщина подняла голову и посмотрела на меня. Ей было, наверное, лет восемнадцать. Темные волосы собраны в небрежный узел на макушке. На ней были шорты и хлопковая рубашка, расстегнутая спереди. Младенец трудился с таким энтузиазмом, что мне были слышны сосательные звуки там, где я стояла.
— Вам нужен Эдди?
Я помотала головой.
— Я пытаюсь найти женщину по имени Агнес Грей. Вы ее не знаете?
— Не-а. Может, Эдди знает. Он был здесь намного дольше меня. Она постоянно здесь живет?
— Я так понимаю, что она здесь уже много лет.
— Тогда можете спросить в христианском центре, прямо и налево. Фургон с объявлением обо всех мероприятиях. Многие у них регистрируются, на всякий случай. А зачем она вам нужна?
— У нее есть дочь в Санта-Терезе, которая о ней ничего не слышала несколько месяцев. Она попросила меня выяснить, что случилось.
Она покосилась на меня.
— Вы что, вроде детектива?
— Ну, да. Более-менее. Я — друг семьи и все равно ехала в эти края, так что обещала разузнать.
Я достала фотографии, которые мне дала Айрин Герш. Подошла поближе и протянула их так, чтобы она могла видеть.
— Это ее трейлер. У меня нет ее фотографии, это старая женщина, ей за восемьдесят.
Девушка наклонила голову, рассматривая фотографию.
— О, да, этот. Я знаю ее. Никогда не слышала ее настоящего имени. Все называют ее Старая Мамаша.
— Вы можете сказать, где ее найти?
— Вообще-то, нет. Я могу сказать, где ее трейлер, но ее я уже давно не видела.
— Вы помните, когда видели ее в последний раз?
Она немного подумала, сморщив лицо.
— Я никогда особенно не обращала внимания, поэтому не могу сказать. Она приходит сюда, когда ей нужно в город. Никто не отказывается подвезти, здесь тебя всегда подбросят, если машина сломалась или еще что. Хотя, она со странностями.
— Какими?
— Ну, знаете, она разговаривает сама с собой. Такие люди что-то бормочут, жестикулируют, как будто спорят с кем-то. Эдди пару раз возил ее в Браули и говорил, что тогда она была в порядке. Плохо пахла, но не заговаривалась, была в своем уме.
— Вы не видели ее в последнее время?
— Нет, но она, возможно, где-то здесь. Я была занята с ребенком. Вы можете спросить кого-нибудь еще. Я сама никогда с ней не разговаривала.
— Как насчет Эдди? Когда он вернется?
— Не раньше пяти. Если хотите проверить ее трейлер, поезжайте по этой дороге метров четыреста, увидите ржавый «шевроле». Это называется улица Ржавого Шевроле. Поверните направо и поезжайте, пока не увидите слева бетонные штуки. Они похожи на букву U. Не знаю, что это такое, но ее трейлер — на соседнем участке. Только стучите погромче. Эдди говорил, что она плохо слышит.
— Спасибо. Я так и сделаю.
— Если вы ее не найдете, можете вернуться и подождать Эдди. Он может знать больше.
Я посмотрела на часы. Было всего 12.25.
— Может быть, вернусь. Большое спасибо за помощь.
4
Трейлер на улице Ржавого Шевроле являл собой печальное зрелище, мало напоминающее фотографию, на которой был изображен старый, но крепкий на вид, передвижной дом, выкрашенный голубой краской и стоящий на четырех прочных колесах. По фотографии я оценивала, что ему должно было быть лет тридцать, построенный в те годы, когда он мог быть прицеплен к какому-нибудь «бьюику» и перемещаться на расстояние в полстраны.
Теперь на стене распыляемой краской были написаны слова, употребление которых моя тетка заставляла меня свести к минимуму. Некоторые жалюзи на окнах были сломаны, а дверь болталась на одной петле. Подъехав ближе, я заметила персону неопределенного пола, лет двенадцати, сидевшую на пороге, в рваных шортах, с дредами на голове, ковырявшую в носу и изучавшую его содержимое. Я проехала мимо, развернулась и подъехала к трейлеру.
Когда я вышла из машины, на пороге никого не было. Я постучала по дверной раме.
— Эй, тут есть кто-нибудь?
Ответа не было. Я заглянула внутрь. Внутри было пусто, по крайней мере, в той части, которую я могла видеть. Помещение, которое, наверное, никогда не убирали, теперь было замусорено. Пустые бутылки и банки лежали горкой там, где должен был быть стол. Пыль толстым слоем покрывала все поверхности. Банкетка справа выглядела так, будто ее рубили на дрова. Дверцы с кухонных шкафчиков были сняты, шкафчики пусты. Маленькая газовая плитка на бутане выглядела так, будто ей не пользовались много месяцев.
Я прошла налево, по коридорчику, который привел к маленькой спальне. Дверь справа открывалась в ванную, которая состояла из неработающего химического туалета, дыры в стене, где когда-то была раковина, и трубы, торчавшей над поддоном для душа, заполненном тряпками.
В спальне находились голые матрасы и два спальных мешка, соединенных вместе и лежавших кучкой. Кто-то здесь жил, и я не думала, что это была мама Айрин Герш.
Я выглянула в окошко, но все, что я увидела, это темно-желтая пустыня, с невысокими горами километрах в двадцати. Расстояния здесь обманчивы, потому что глазу не за что зацепиться.
Я вышла и обошла трейлер кругом. За углом стояло ведро с пластиковым пакетом, служащее самодельной уборной. Там было несколько таких пакетов, завязанных сверху и сложенных в кучу, фабрика для производства черных мух.
Через дорогу, на бетонной плите, стоял мобильный дом. Кроме того, там был грузовик с палаткой в кузове. Плита потрескалась, в щелях росла трава. Снаружи стоял гриль, и запах древесного угля доносился ко мне через дорогу. Возле гриля стоял складной стол, окруженный разнокалиберными стульями.
Когда я перешла через дорогу, из трейлера вышла женщина с подносом, на котором стояла накрытая фольгой тарелка, специи и приборы. Ей было за сорок, худощавая, с длинным обветренным лицом. Никакой косметики, коротко подстриженные седеющие волосы. На ней были джинсы и фланелевая рубашка, вылинявшие до бледно-серого цвета. Она занималась своим делом, игнорируя мое приближение.
Я смотрела, как она положила на гриль пять жирных котлет для гамбургеров. Подошла к столу и начала раскладывать вилки и бумажные тарелки.
— Извините, — сказала я. — Вы знаете женщину, которая живет вон там?
— Вы ее родственница?
— Я — друг семьи.
— Наконец-то кто-то заинтересовался, — сказала она с раздражением. — То, что там происходит, это просто позорище.
— Что там происходит?
— Молодежь туда въехала. Вы видите, они загадили все вокруг. Шумные вечеринки, скандалы, драки. Мы здесь не суем нос в чужие дела, но всему есть предел.
— А как же Агнес? Что случилось с ней? Конечно, она там уже не живет.
Женщина повернула голову в сторону трейлера.
— Маркус? Выйди, пожалуйста. Тут женщина спрашивает про Старую Мамашу.