Я прижимала к себе Аделину, ощущая особый молочный аромат от ее тела. Я не могла отложить ее, стоило это сделать, ребенок моментально просыпался и начинал плакать. Приходилось тут же брать на руки, ходить и убаюкивать.
А еще молиться. Горячо молиться! Отыскивать в своей души частички веры в Бога и милость ко мне.
Пусть все вернутся! Пусть все будут живы и здоровы.
Ужасное щемящее чувство, когда телом ты здесь, а сердце твое там — рядом с родными, когда ничего не можешь сделать, ты бесполезна.
И ты виновна… Мечась по комнате, я мысленно развязывала клубок событий. Вывод был кошмарный: все они там из-за меня. Я — та самая отправная точка.
За окном проступал акварельный рассвет. Осталось чуть меньше часа, и ночь отступит. Эта безумно длинная ночь. Еще одна в мою коллекцию испытаний.
Господи! Пусть они все вернутся живыми!
В Саббате было тихо. Ужасно тихо. Самое давящее — я была одна в замке. Совсем. Ной оставил меня, отправившись с Реджиной и Ниной. Я осталась официально за Светоча.
Я подходила то к окну, то выходила в коридор, прислушиваясь к гулкому одиночеству, ожидая, что вот откроется дверь и донесутся знакомые родные голоса, то слонялась по комнатам Вари и Кевина. Наша спальня с Рэем была разгромлена перилой. Ржавая кривая железка лежала поперек комнаты, упираясь одним концом в стену, другим торчала в окне. Придется ее как-то вытаскивать... Комната просто кошмарна. Надо делать ремонт, заменять мебель…
Боже, о чем я думаю? Идиотка!
Лишь бы все вернулись! Лишь бы…
Босыми ногами я мягко утопала в воздушном ворсе ковра. Руки мне вылечили, а вот спину нет, поэтому я ощущала синяки и занозы, которые уже покрылись корочками и в некоторых местах неприятно горели — инфекция забралась под кожу. Единственное, что успела сделать, так это надеть сверху Варину майку, чтобы не прижимать Аделину к грязной одежде. Девочка стала часто дышать и морщить носик во сне, причмокивая губами. Я погладила ее по щечке, а затем дала соску. Аделина впилась в нее и с остервенением начала сосать, но, поняв, что молока от пустышки не получит, не открывая глаз, сморщилась и заголосила.
— О, нет! — Простонала я, понимая масштаб катастрофы. — Тебя когда кормили?
Крик ребенка с каждой секундой увеличивался, от чего мои итак взвинченные нервы начали сдавать. Я словно отупела.
— Аделина, нет, пожалуйста, не плачь! Ну-ка тихо! Тихо-тихо!
Я снова попыталась заткнуть её соской, но она не удержалась в раскрытом рте и упала на пол.
— Твою мать! Аделина!
Я начала, словно паралитик, ее трясти, пытаясь отвлечь, в панике соображая, что могу сделать. Ребенок кричал уже на одной громкой ноте, заставляя ощущать меня ее мучителем.
Я бесполезна! Мне ее вверили, а я даже не подумала, что нужно покормить!
Стоп! Вспомнила! Варя где-то в спальне держала смесь…
— Сейчас, милая, сейчас! Только не кричи ты так!
Я сама уже чуть ли не рыдала вместе с Аделиной, кружа по спальне и открывая все тумбочки и ящики. Смесь стояла на самом виду, но из-за паники не сразу заметила. Схватив жестяную банку, как противоядие, я попыталась прочесть, как развести молоко, держа при этом орущую Адель и стараясь сосредоточиться на тексте. Но нет! Было слишком темно! Поэтому рванула снова в гостиную комнату под свет ламп.
— Подожди! Потерпи!
Я взвизгнула, неожиданно увидев в центре гостиной двух парней. Но разглядев темно-синие волосы и золотые зрачки гостей, от сердца отлегло: передо мной стояли Янусы.
— Мелани Оденкирк, Старейшины просят вас пройти в Сенат.
Адель продолжала кричать у меня на руках.
— Зачем? — Еле спросила я, но Янусы услышали и ответили своим двойным голосом:
— Требуются ваши показания и опознание тел.
— Опознание?
В глазах потемнело, а в груди сдавило, что стало тяжело дышать. Слезы потекли по лицу.
— Требуются ваши показания и опознание тел. — Снова неэмоционально повторили они.
— Не могу…
Перед глазами все плыло. Грудную клетку сдавило, что я как рыба, пыталась вдохнуть отяжелевший горький воздух.
Неужели...?
Господи!
Сквозь слезы я посмотрела на заходящуюся в крике Аделину.
- Мелани Оденкирк, Старейшины просят вас пройти в Сенат.
Янусы не понимали, что со мной. Счастливые! Им не даны чувства!
- Мне надо покормить ее... Я... Помогите, пожалуйста...
Янусы на секунду зависли, будто голограммы, а затем переспросили:
- Вы просите покормить ребенка?
Я плакала, крепко сжимая ребенка. К моему удивлению, один Янус послушно взял банку из моей руки, а другой - бутылочку. Первый механически поставил банку со смесью на стол, второй даже не двинулся с места, а просто посмотрел на кувшин с водой, и через мгновение бутылка наполнилась сама. Он передал ее напарнику, и бутылка помутнела - вода стала белесого цвета. Я протянула руку, чтобы забрать. Но Янус подошел и вытащил орущую Адель из моих рук. Он дал ей смесь, и девочка моментально затихла, начав громко причмокивать.