За столом я насчитал двадцать пять человек. Сумасшествие! И с каждым годом появляются новые лица. Сегодня с нами впервые Ганс Аттерстуд, не сводящий с Аделины глаз, и Мартин, достающий вопросами бедного Дмитрия Витова. Я мысленно дополнил присутствующих именами, которые должны были быть здесь: погибшие Курт и Ахмед, исчезнувшая куда-то Романова, наша свежая рана — Артур и моя Мириам.
Мы пили, смеялись, шутили, как одна большая семья. Вино подливали и подливали. Затем градус повысился в виде виски. Кто-то запросил танцы, и мы снова переместились в большой зал с чудовищно большим камином, в котором когда-то мылись средневековые люди.
— Рэй, осторожней в управлении!
— Я трезв, как стеклышко! — Парировал я, толкая коляску хохочущей Реджины на балкон.
У нас при себе была бутылка и сигареты. Что еще нужно для задушевного разговора двух вояк?
Аккуратно открыв створки и накинув на плечи Реджины ее меха, я втолкнул коляску на морозный воздух, и мы закурили в тишине. Минуты были тягучие, сладкие, пропитанные воспоминаниями и меланхолией.
— Как у вас с Мел? — Наконец, она прервала молчание.
Колючий новогодний воздух заполнял меня и все мое существо.
— Все хорошо. Ты же знаешь. Ссоримся и миримся.
— Андрей так изменился…
— Разве? Этот оболтус совсем от рук отбился! Последние оценки говорят, что колледж ему не светит! Только и думает о музыке! Шарится где-то по гаражам и заброшенным домам. Мечтает стать рок-музыкантом.
— У него красивые руки. Твои. Артистичные. Далеко пойдет. Я знаю и без Евы, что он добьется своей мечты.
Я фыркнул. Но в душе закралось сомнение, что, может, плохо знаю сына. Ведь я постоянно, как все родители, зациклен на его успехах, а не на мечтах. Мелани всегда была ближе к нему.
— Вот-вот! Лазер режет, когда сфокусирован! Андрей сейчас лазер. Совсем как ты в юности. Копия!
— Я не мечтал шариться по гаражам с гитарой в руках…
— Ты мечтал о винтовке и стать лучшим Инквизитором. А когда встретил Мелани и ее у тебя забрали, ты был нацелен всеми силами вернуть. И вернул! Достал из преисподней! Так что не обижай Андрея. Игнорируя его и принижая, ты убиваешь в нем того самого Оденкирка, который сделал славу для Саббата.
Отчитала, так отчитала. Я смущенно сделал затяжку. С неба повалил мягкими хлопьями снег, будто наверху распотрошили подушку.
— Я счастлива, Рэйнольд. Абсолютно счастлива! — Продолжила своим бархатным голосом Реджина. — У меня остаетесь вы! И вас так много! И я всеми вами горжусь. Это значит, что все мои седины и жертвы окупились.
— Реджина, ты молода! Какие седины?
— Прекрати! Я серьезно…
— Ты меня пугаешь такими речами. — Признался я, открывая бутылку.
Так как у меня не было стакана, я сделал глоток прям из горла. Жидкость обжигающе царапнула по горлу и ушла в желудок к говядине, салатам и вину. Я умиротворенно выдохнул.
Удивительно тепло для Новогодней ночи. Даже не холодно. Нет этого вездесущего ветра!
— Мне сегодня снился Артур. — Тихо произнесла Реджина, изящно стряхивая пепел.
Ее бриллианты мерцали от огней Саббата и почти так же блестели ее глаза, наполненные слезами. Я молчал, смотря на седую грациозную старую женщину. Ведь ей почти восемьдесят.
— Мне кажется, я скоро с ним встречусь.
Понимая, что надо что-то сказать, я предложил свою помощь:
— Реджина, если что-то болит или тревожит, скажи мне — подлечу.
— Не вздумай! Да и лекарь из тебя сам знаешь какой. Столько лет, а так и не смог приручить до конца дар Мелани.
— Ну знаешь, я не настолько плох!
Меня обидела ее реплика про дар. Конечно, мы понимали, что достигнуть высот, какие смогла взять Мелани со своим даром, я не смогу — не быть мне воскресителем мертвых, но уже давно уверенно им пользуюсь. Хотя Артура я не смог спасти. Слишком сильно было проклятье на нем.
— Рак тебе не излечить. Тем более моей степени.
— У тебя рак?
Реджина кивнула.
— Головного мозга. Сбылось предсказание Лауры Клаусснер! Ух, сколько эта стерва ёрничала про мои голоса в голове. Ну вот, скоро я к ней приду и передам привет! Заодно узнаю, куда эта сучка делала Меч Монаха, который я добыла у клана Токкэби.
Я стоял и не верил ушам: неужели мы сейчас обсуждаем смерть Реджины?
— Да, остолоп. Обсуждаем! — Она резко дернула колеса коляски и развернулась ко мне.
Ее лицо казалось неживым, слишком белым и морщинистым. Глаза горели упрямством. Не смотря на то, что она была инвалид, я ощущал благоговение. Мой Светоч! Моя Верховная!
Она вынула из моих рук бутылку и глотнула.
— Врачи ставят мне год — полтора. Я так понимаю, к концу следующего года я буду мучиться головными болями так, что буду умолять прострелить мне мозг, если смогу вообще что-то сказать. Не хочу! Хватило и коляски! Слушай меня, Рэйнольд! О диагнозе знаешь только ты. Думаю, скоро догадается Ева. Вот, когда она догадается, попроси ничего не делать. Не мешать мне.
— Что же ты хочешь сделать?
Я в ужасе просчитывал варианты.
— Не переживай! Аутодафе не будет. Самоубийства тоже! Есть пару идей, как безболезненно уйти со сцены.
— Это будет что-то… незаконное?
— Какая разница, Рэй! Ты никогда не переживал о законах! Это будет достойный уход, поверь мне.
Я почувствовал ком в горле и наворачивающиеся слезы, поэтому срочно заглушил их большим глотком виски. Уже целый галлон плескался в моем желудке. Где же мать его нужный мне хмель? Вместо этого из меня шла отрыжка ячменного вкуса.
— Получается, что единственным Светочем останется Кевин?
— Да. Он хорош, согласись? Кто же знал, что из вздорного мальчишки, повесы и ветреника, выйдет такой отличный Светоч и прилежный отец. Жаль, что больше детей у них нет.
Я закивал. Варвара пыталась забеременеть второй раз, но случился выкидыш, и больше тема детей у них не поднималась. Мелани очень переживала за сестру. Мне кажется, она даже порой винила, что у нас есть близнецы, а у Варвары только Аделина.
Внезапно я почувствовал холодное прикосновение — Реджина взяла меня за пальцы и, как матери смотрят на детей, заглянула мне в глаза, чуть улыбаясь.
— Эй! Ты сам говорил: это жизнь! Она не пластинка. Ее не прокрутить обратно! Вы похоронили Артура, похороните и меня. А вас будут хоронить ваши дети. Но ты же сам знаешь, что мы все продолжения друг друга. Рано или поздно мы все встретимся: уж не знаю — будет это ад, рай или для Инициированных припасено отдельное помещение, но мы с тобой уже столько видели, что оба знаем — на смерти ничего не кончается. Ты сегодня вспоминал их всех. Ты каждый год сидишь за столом и считаешь нас! Я знаю, что когда-нибудь мы будем сидеть все вместе за столом, и ты никого не досчитаешься.
Я не удержался: по щеке ползла слеза, морозя и щипая кожу.
— Ну-ка, Рэйнольд Оденкирк, скажите мне самое главное заклинание?
Знакомая боль потерь в груди сжимала сердце. Я резко выдохнул:
— Всё будет хорошо, Реджина.
— Да… — Блаженно прошептала она, выпуская пар изо рта. Затем обвела взглядом двор Саббата, его крыши, окна и тихо прошептала: — Всё будет хорошо. Потому что иначе не бывает.