— Да?! Это какие? Путаница личных дел в архиве Сената? Или вы считаете, угон машины китайским подростком через несанкционированный портал угрожает новым Старейшинам?
Пока я выдаю сплетни, которые слышала в Саббате, наблюдаю, как манеер* Маартен меняет цвет лица от пурпурно-красного до бледно-зеленого.
— Мистер Маартен, мы же понимаем, что это глупость!
— Просто, миссис Клаусснер, я вам открою одну тайну: за последний месяц пропало три Инквизитора и два Архивариуса. И все пропажи приводят нас к вот таким вот одержимым. Мисс Навас у нас уже пятая зараженная.
— То есть вы думаете, что все исчезнувшие — предатели, которые решили спрятаться от Сената, прикрывшись обрядом защиты через Смертных?
— Я не знаю миссис Клаусснер. Этот вопрос уже будет к вашему мужу, как к охотнику. К вам же у нас другая просьба расшифровать то, что повторяют все пять зараженных… — Он начинает хлопать себя по карманам, в поиске чего-то. Через секунду достает из нагрудного кармана сложенный маленький листочек. – Вот! Нашел. Нужно расшифровать: «В пустыне демоны испытывали Иисуса. Не хотите ли прогуляться?»
— Все пять говорят это?
— Да. Поэтому вас и вызвали. Это явно послание. И его говорили разным людям из Сената.
Я киваю.
— Хорошо. Я проведу допрос. Но мне нужно подготовиться.
Маартен указывает на маленький стол возле двери. Там появился ящик с инструментами. Открыв я нашла нужное: святая вода, библия, маркер. Пока я наносила знаки против демона, по сторонам входа с электрическим гулом возникли Янусы в виде девочек с зелеными волосами и карими глазами — необычные и забавные. Я сразу вспомнила Надю с Начала, которой влетело от Архивариуса за использование заклинание за то, что покрасила волосы в синий цвет с бирюзовым отливом. Надю я потом видела в рядах Инквизиции Польши уже с нормальным темным цветом волос.
— Я готова.
И передо мной открывается дверь в комнату. Вхожу. Сразу ощущаю демона: будто воздух превратился в отравленный газ. На руках волоски стали дыбом. Я ощущаю, где солнечное сплетение, ледяной страх. Одержимая сразу же замечает меня, устремив свои бездушные черные глаза. Она садится с жутким кряхтением и смотрит. Над ней начинает потрескивать лампа, но знаю, что не потухнет. Янусы и Старейшины не дадут.
— Пифия*? — Она странно кряхтит, запрокинув голову, сидя все еще на столе. Я стою, не двигаясь, нервно щелкая шариковой ручкой за спиной.
— Зачем дитя Пифии пришла ко мне? Неужели оракул хочет быть сильнее? Хочет услышать голоса еще не рождённых?
— Нет.
Она, урча, словно кошка, прищуривает свои черные бездушные глаза, будто хищник, готовый перед нападением. Я, судорожно сглотнув и призвав всю силу волю, начинаю за нее:
— «В пустыне демоны испытывали Иисуса». Что это значит?
— То, что врата давно открыты. Мы выходим на прогулку. Хочешь с нами, Пифия?
Она внезапно и неестественно встает на стол, будто кто-то дернул вверх за невидимые ниточки. Страшно. В воздухе поплыл неприятный запах гари и серы. Она стоит, сжав в кулаки свои костлявые пальцы, и смотрит сверху на меня. Мне кажется, что передо мной исполин, хотя девушка тоща и невелика ростом. Внезапно мир глохнет и через мгновение она кричит мне двойным голосом: визгливым, человеческим и жутким, с металлическим нотками — голосом беса.
— Передай Третьему, если спасет душу, не спасет свою честь! Спасет свою честь, потеряет душу!
— Кто такой Третий? — Мой голос дрожит. Я не знаю почему, но меня прошибает холодный пот, а сердце бьется, как у загнанного зверька. Хотя это странно! Я не раз имела дело с одержимыми, почему мне сейчас так страшно?
Женщина снова начинает страшно неестественно кряхтеть и царапать ногтями ноги, будто хочет содрать кожу. Из каждой красной полосы начинают выступать бусинки крови, которые соединяются в капли, бегущие по ноге. Жутко. Я решаюсь заговорить напрямую к демону, осознавая, что близка к обмороку.
— Зефар! Кто такой Третий?
Женщина замирает. Она сгорблена, как старуха. Смотрит бездушными глазами и чего-то ждет. Только сейчас я замечаю, что у молодой девушки уже есть седина. Секунда, другая, кажется, одержимая превратилась в статую. Толчок! И я вскрикиваю от ужаса, впечатанная спиной в смотровое окно. Она держит меня своими ледяными пальцами и силой, подобно огромному мужчине, вдавливает в стекло. Слышу треск. Сейчас стекло лопнет. Но я не могу ни закричать, ни отвести взгляд от ее черных глаз — пустых, горящих, как угли костра, огромных, будто разверзнувшаяся бездна под ногами. И я падаю в нее. Уши закладывает. Мир теряется.