Тайм-аут
— Так вы решили взять тайм-аут?
Я киваю, смотря на пивную пену, стекающую по краям бокала.
— Она назвала это "побыть порознь"…
Со стороны Стефа слышится тяжелый вздох, а затем следует легкий удар по моей спине. Его сильная ладонь ложится на плечо и крепко сжимает в знак поддержки.
— Женщины! Они такие! Сначала просят, чтобы ты просто был рядом, затем Луну с неба, а затем оказывается, что ты ее не так понял.
«Паб у Петера» — наше любимое с Клаусснером место, где можно погонять пиво за разговором. Питейная старая, тесная, маленькая и темная, с запахом солода и хлеба, пропитавшего его за эти годы. Тут ты можешь говорить обо всем и не бояться поймать косой взгляд. Сюда часто захаживают местные старики и мужчины после работы. Публика не меняется годами. Всегда одни и те же лица. Мы со Стефом считаемся заезжими лондонцами, работающими на охранную фирму. С нами редко разговаривают, не потому что не внушаем доверия, а потому что мы садимся в углу и начинаем вести разговоры, иногда перебрасываясь парой словечек с местными или хозяином паба — Петером.
— О! Какие гости! Что, ребят, как обычно? — Спрашивает Петер каждый раз. Мы киваем. Он щедро разливает Spitfire по бокалам, иногда бельгийского эля, насыпает обжаренные лично им орешки. Иногда там можно поймать мясные пироги его жены, которые каждый раз напоминают о том, что надо навестить моих любимых стариков — Сьюзи и Марка.
В этот раз наши посиделки у Петера сильно отличались от обычных. После того, как я попросил у Стефа прощение, а тот удержался, чтобы не впечатать мне в нос свой кулак, лишь наградив на немецком парой ласковых, мы пошли в паб и всаживали бокал за бокалом темного. Необычное было то, что, в основном, говорил я, а он слушал.
— Неделя, Стеф! Неделя на разных концах замка!
— Я тебя понимаю. Сочувствую, брат! Ева тоже такое не раз со мной проделывала. Я на стену лез, чтобы выжать прощение!
Я киваю. Помню такие моменты. Излюбленный прием Евы, чтобы Стефан прочувствовал свою вину. Надо отдать должное, у нее получалось! Стеф после этого был просто шелковый!
Но Мелани — не Ева, а я — не Стефан! Наши отношения не длились столько времени, как у них, и мы не имели такого опыта, зато у нас уже было много всяких проблем.
Отглотнув пива, я уставился на тарелку с крошками от пирога и черными прожилками полопавшейся эмали. Почему-то вспомнилось японское искусство кинцуги или «золотая заплатка», когда гончар специально разбивает посуду, а затем склеивает золотом трещину. Получается удивительное произведение. Вот и мы с Мелани, представляем собой разбитые личности, которыми пытаемся склеить отношения. Ясно одно: либо у нас не получится, либо мы действительно создадим что-то необыкновенное.
— Она обвинила меня в том, что я слишком душу своей любовью. Что не даю ей свободы. Стеф! Она сама для себя представляет угрозу! Какому здоровому человеку придет в ум покончить с собой, сдав себя в руки Сената для аутодафе? Поразительно, что мы выжили в ту ночь…
— Какую?
— Я про восстание…
— Знаешь, я вспоминаю восстание, и скажу вот что: Мелани ради тебя в ад пошла, так же как и ты пошел бы ради нее. Не такая уж она слабенькая, как ты думаешь! На одном везении она бы не выжила.
Я делаю глоток пива, ощущая терпкий горьковатый вкус хлеба и солода. Может, он и прав. Но Стеф забывает про еще один фактор, который повредил сильно Мелани и ее осознания себя в реальности — схема. Твою мать! Да я и сам скоро начну, как параноик, отыскивать в своей жизни влияние этой схемы!
— Ладно! Может, ты и прав…. Может, вы все правы! Я сильно все утрирую в наших отношениях! Но, черт, Стеф, что делать? Сидеть и ждать, когда ей в голову придет еще одна бредовая идея?
— Кто это вы?
— Ты про что?
— Ты сказал: «Может, вы все правы»? Ты про кого?
— Про Реджину, Еву и… Пола Видманна.
Почему-то с каждым именем Стефан все веселел и веселел.
— Да я смотрю, вокруг тебя создался целый Инквизиционный совет! И что твои обвинители говорят?
— Реджина считает, что я слишком ношусь с Мелани. Ева предложила свою помощь, как пророка. Но дальше всех пошел Пол Видманн.
— И что ваш мозгоправ предложил? Лоботомию?
Я хмыкаю.
— Он считает, что у меня нет общих интересов с собственной женой. Поэтому предложил мне выйти на охоту вместе с Мелани.
— Тогда уж лучше лоботомию!
Стефан громко допивает свое пиво и протягивает бокал Петеру, чтобы тот снова наполнил.
— Почему?
Я улыбаюсь, глядя на Стефа. Пытаюсь понять, он серьезно или шутит.
— Потому что я тебе не советую, если хочешь остаться со своими яйцами.
— Что? Ты серьезно?
— Конечно! Оденкирк, как ты думаешь, почему я не беру Валльде никогда в дело?
— Наверное, потому что любишь… Боишься за нее?
— Нет! — Стефана явно развезло. Это был уже пятый бокал темного. — Знаешь, что было в последний раз?
— Нееет… — Протягиваю я, пытаясь вспомнить, когда это в последний раз Стефан был с Евой на охоте. Но не получается.
— А когда это было?
— Примерно три-четыре года назад. Дело было раз плюнуть. Я был один, и почти нашел того засранца, на которого выдали лицензию, пока не наткнулся на квартиру всю разрисованную знаками. От нее так и разило демонами. Я тогда решил вызывать Еву, как специалиста. И знаешь, что там было в этой квартире?
— Одержимая?
— Хуже! Там был расчленен какой-то мужик. И пока я блевал внизу в подъезде, Ева совершенно спокойно осмотрела место, сделала выводы о ритуальном убийстве и вызвала Архивариусов.
Вот почему я больше не имею с ней дело!
Я не могу сдержаться и начинаю открыто ржать над Стефаном. Но Клаусснер даже не обижается, продолжая разговор и возмущенно жестикулируя:
— То есть ты понимаешь, Рэй? Это с виду они все мягкие и беззащитные, как цветочки! А на самом деле у них нервы, как канаты! Ты думаешь, почему Химер больше женщин? А я отвечу! Потому что это идеальные убийцы: хитрые и безжалостные!
— Мел не такая!
Я не мог остановить смех. Стефан реально был уязвлен и говорил вполне серьезно.
— Поверь она не сможет находиться рядом с расчлененным трупом!
Стефан внезапно умолкает, затем смотрит мне в глаза, проведя пальцем по верхней губе, и начинает говорить тихо и опасно. И с каждым словом веселья у меня становится все меньше-меньше.
— Твоя Мел поднималась одна по Сенатской лестнице, усеянной трупами. Твоя Мел подставила своего бывшего мужа, чтобы избавиться от него. Твоя Мел вызывала Старейшин ради тебя. И ты еще будешь говорить, что она белая и пушистая? Мой совет, хочешь остаться с яйцами, не бери ее с собой на охоту.
Возникает неприятная пауза. Осознание сказанного пробивается сквозь хмельной рассудок и крик Петера какому-то посетителю. Мурашки бегут по спине.
— И что мне делать, Стеф?
Я смотрю на Клаусснера, который задумчиво гоняет пальцем оставшиеся орешки в миске.
— Не знаю. — Наконец, бормочет он. — Нужно общее дело? Хорошо! Займитесь кулинарией или запишитесь в секцию танцев. Но, Рэй, не тащи ее на охоту.
***
Отсчет начался с каждым ударом сердца и часов. Смело можно было не только зачеркивать дни без него, но и минуты. Казалось бы, вот он рядом, но он мелькал, как тень, как призрак Саббата.
Потом и вовсе исчез.