Где-то между вздохами и стоном, переводя дыхание и ощущая боль в грудной клетке после массажа сердца, ко мне начинает возвращаться реальность в виде звуков извне и тишины внутри себя: сначала слышится легкий звон в комнате, затем сильнее, и только на третьем требовательном ударе понимаю, что кто-то стучится в окно.
Я поворачиваюсь и замираю в ужасе: через стекло на меня смотрит Стефан.
За окном.
На высоте в четыре этажа.
От ужаса, начинаю тереть глаза, пытаясь отогнать галлюцинацию. Но не нет. Он реален. Стеф делает знаки, чтобы я впустила его.
Ощущая слабость в теле, будто после болезни, я встаю с кровати, опасно покачнувшись, и иду к окну, случайно стащив на пол одеяло с койки и слыша, как упал мой мобильник.
На стекле появляется белая испарина от его дыхания. За окном огни проезжающих машин по трассе. Приложив усилия, я заставляю тугой замок открыться и распахиваю окно. Резкий уличный воздух врывается в мою палату с запахом прошедшего дождя и оглушающим шумом города. Стефан стоит, согнувшись на тоненьком парапете здания, а под ним четыре этажа, заканчивающиеся внизу бетонной площадкой перед больницей. Матерь божья! Да как он смог вообще сюда взобраться? В ужасе вцепившись в его куртку, втаскиваю со всей силы в палату.
— Эй! Осторожней! Куртку не порви!
Он падает на пол, с глухим ударом и скрипом кроссовок и беззаботно смеется. Я же закрываю окно и в полной мере понимаю его очередной безумный поступок, как только взгляд падает на бетонную площадку под окном. Легкое неловкое движение — и от него ничего бы не осталось!
Я в гневе оборачиваюсь. Стеф сидит на полу и смотрит на меня, проказливо улыбаясь и щурясь одним глазом.
— Не знал, что моя Ева так сильно хочет меня видеть!
Он поднимается, снова скрипнув кроссовкам об линолеум, и кладет руки мне на плечи:
— Как я волновался за тебя! Ты не представляешь!
И тянется поцеловать. Я пытаюсь отвернуться, но Стефан не замечает этого. Злость опаляет меня. Мне не хочется, чтобы он касался меня. Я резко скидываю его руки и даю свою первую в жизни пощечину. Звонко, сильно, ощутив его щетину и отбив себе ладонь.
Стефан хватается за щеку и отшатывается от меня.
— За что?!
— А как ты думаешь?
Но удивленно смотрит, не понимая.
Боже! Какой он оказывается эгоист!
— Я из-за тебя потеряла доверие своей семьи, я деньги искала, чтобы вытащить тебя из полиции, меня ненавидит собственная мать! Я думала, что ты в изоляторе, среди преступников, ждешь участи, страдаешь! А ты неделю уже как дома под крылом у своей сестры! И тепреь ты спрашиваешь: «За что»?
— Ева, я… я…
Он почему-то заикается и глупо разевает, как рыба рот, в поисках оправданий. Всё. Не могу. И даю волю чувствам — начинаю плакать прямо при нем.
— Ева! — Он испуганно смотрит на меня. А потом кидается ко мне. Я начинаю яростно отпихиваться. Хочу, чтобы он ушел. Исчез вовсе.
— Не тронь меня! Не смей! Я звала тебя! Звала! А ты даже не отвечал! И от кого я узнаю, что ты меня предал, от кого? От Лауры! Права она! Ты не пара мне! Ты эгоист! Ты будешь Химерой, как она! Мы не можем быть вместе! Я не могу больше унижаться ради тебя и бороться, ожидая предательства!
— Ева!
Этот крик! Стало так страшно, что на мгновение мне показалось, что сделала ему физически больно. Лицо перекошено. Бледное.
Я дышу часто, замерев и ожидая, что будет дальше.
— Я не виноват! Выслушай меня! — Он восклицает уже по-другому, не так жутко.
Я утираю слезы с щек, готовясь слушать его ложь.
— Ну?
— Она сказала мне, что заплатила залог, и ты все знаешь! Я не слышал твоего зова! Это ты не выходила на связь!
— Ну да… — Я грустно смеюсь. — И отправила тебя после тюрьмы к ней домой тоже я. Хватит врать! Имей советь признаться, что отсиживался дома!
— Dio mio! Я, правда, не знал ничего! Я действительно думал, что ты все знаешь! Она случайно оговорилась, что была у тебя! Мы поссорились! Я кинулся к тебе! А ты… Ты! Ты зачем кинулась с моста? Идиотка!
Он трясся мелкой дрожью. Такое бывает с ним в приступах ярости, прежде чем он выкинет что-то глупое и опасное. Я вместо ответа, испугавшись, делаю шаг назад. Тут же заметив это, он подлетает ко мне, цепко хватает за плечи и начинает трясти, как куклу, при этом выпаливая, с перекошенным от гнева лицом, обвинения:
— Глупая! Ева! Что ты пыталась сделать? Зачем? Я ведь еле достал тебя! Ты не дышала! А если бы не успел? Что было бы? Ты зачем сделала это! Твой Ромеро и Архивариус не пускали меня к тебе! А я с ума сходил! Ева!
Он кажется безумным. В глазах читается ужас и что-то нечеловеческое. Но мне не страшно, так как мой мозг цепляется за одну мысль, которая заставляет меня не обращать внимание. И я озвучиваю в искреннем недоумении: