Нет. Раздражений не было. Наоборот, мне нравилось трогать лицо мужа, ощущая «ежистость» под своими пальцами.
— Ты можешь пойти со мной на охоту.- Закончил он после паузы. Фраза звучала похоже, но отличалась смыслом и большим. Меня не отпускали с поводка, мне его лишь сделали длиннее.
Но все равно это был прогресс! Притом общий.
— Скажи честно, ты думаешь, я не смогу?
Он взял мой локон и задумчиво пропустил меж пальцев. Затем снова. И только потом произнес:
— Нет, девочка моя. Просто… ты не создана для охоты.
Он ухмыльнулся.
— Знаешь, что я первое подумал, когда понял, что ты не опасна?
— Нет…
Рэйнольд редко бывал многословен на откровения. Сейчас наша близость открывала сердца, не боясь показаться ранимыми друг перед другом. Поэтому он, продолжая играться с локоном, почти шепотом продолжил, посылая дрожь телу:
— Как такая нежная, милая девушка, которая поражала меня каждый раз своей доверчивостью и беззащитностью, могла стать Химерой? Этот вопрос меня терзал днями и ночами. Это потом я понял, что на тебя давил Савов… Уверен, Варвара тоже внесла свою лепту в твое определение. И все же… Ты была Химерой, но ты была не создана ей по натуре. То же самое и тут. Быть действующим инквизитором — это грязь, это дешевые мотели, это дорога, выслеживание, порой без сна и отдыха, это взведенный курок или посланный шар, который должен тебе снести полголовы, это прикрытие товарища и готовность к жертве, это кровь, это жестокость. И главное, это суд, когда имеешь разрешение от Сената. Ты находишь бензин, рисуешь знаки, а потом поджигаешь…
С каждым словом он говорил все тише и сдавленней. В конце, он поджал губы, горько вздохнул и затих. Я видела, как ему больно. Скорее всего снова вспомнил, как сжигал меня. Я молчала, наблюдая, как блестят его глаза, в то время, как он нежно гладил меня по виску, уйдя в свои воспоминания.
Меня изнутри раздирала вина. Но мне не было страшно сказать «извини». Я уже столько раз извинялась! Просто все было бесполезно. Это не излечимо. Эта рана слишком глубока.
В ответ я лишь повторила его движение: также нежно коснулась его виска. Пара касаний, и он, наконец-то, вернулся в реальность, посмотрев мне прямо в глаза.
— Ты не рождена для охоты, Мел. Это не твое признание…
— Забавно…
— Что?
— Я недавно говорила с Варей о будущем и планах. И я поняла, что не знаю в чем мое признание. Не знаю даже, чем заняться. Возможно, поэтому я зацепилась за охоту… Может, это даст толчок мне к чему-то новому?
Рэй лишь нахмурил брови и сделал такое лицо, будто проглотил что-то горькое.
— Стефан посоветовал заняться кулинарией и танцами.
— Стефан?
— Угу… Он считает, брать свою жену на охоту, как напарника, идеей на грани самоубийства. Правда, мотивировал по-другому, чем я.
— Рэй, я не настаиваю, что это мое. Я просто хочу попробовать. Я думаю, это… — Я пыталась подобрать нужное определение происходящему. — Вернет нам …
— Вкус жизни? — Сказал он с ухмылкой. Я тоже хихикнула. Но точнее не скажешь.
— Тебе не кажется, что мы будто в кастрюле? Варимся в своих проблемах.
— Точно. — Он засмеялся, ложась рядом со мной, голова к голове.
Теперь мы оба лежали, смотря на белый с барельефом потолок.
— Честное слово, если у меня не получится стать охотницей, то займусь кулинарией, или танцами!
Он снова засмеялся, будто потешался над ребенком: вот я выросту и стану космонавтом.
— Не веришь!
— Нет, Мел, я не верю себе! Хорошо, а куда я денусь, миссис Оденкирк, если вы настроены стать грозой Химер и бездушных?
— Дома будешь сидеть. У меня чистое белье осталось не разобранным.
Он залился смехом. Обычно он одаривал скромной вежливой улыбкой. А тут беззаботно смеялся, становясь озорным, как мальчишка.
— Так ты мне не ответил! Чем ты занимался всю неделю, что поменял отношение ко мне?
— Я просто много думал… Был на кладбище у Мириам, затем пару раз зависал со Стефаном в нашем пабе, посетил пару мест и… поговорил с Дэррилом.