Архивариусы-кинетики предполагали, что это из-за сильного воздействия энерго-волны, изменившей наше колдовское «ДНК». Они строили теории и версии, подкрепляя какими-то данными и измерениями. Но все сходились в одном — произошедшее уникальный случай, который повторить и исследовать вряд ли когда придется…
Остальные мои друзья были поклацаны и побиты, как и я. Стефан с переломом руки, Нина с сотрясением мозга от моего удара — Ной ее, кстати, поселил в Саббате, и теперь они оба трудились над восстановлением справедливости после того ада. Единственный, кто поддерживал меня и часто видел, была Ева. Она порой приходила и помогала пользоваться порталами, которые теперь были для меня недоступны. Поэтому, здравствуй, общественный транспорт! Здравствуйте, все чудики и маниакальный личности с обсессивно-компульсивным расстройством, а также все любители полапать женщин в час пик в полном набитом метро.
Я возвращаюсь в палату к Рэю. Я смотрю на него, подключенного к аппаратам, и пытаюсь понять, что же все-таки произошло. Плевать на теории Архивариусов и догадки врачей, я пытаюсь осознать, что правда, а что нет. Порой гадаю: что было настоящим, не схемой, где меня, как главный винтик, впихнули и заставили подчиняться? Может, я вовсе не люблю Рэя? А он продолжает меня ненавидеть, пребывая в этом глубоком сне?
И схема предстает в моем воображении Страной Чудес, где я, как Алиса, бегу на месте, возвращаюсь туда, откуда пришла, нахожу, теряю, меняю облики и размеры под исчезающую кошачью улыбку Моргана и безумного Шляпника Реджину. Вниз, вниз по кроличьей норе! Где-то там все-таки должно быть дно, о которое я разобьюсь.
Вообще, у судьбы странный гадкий юмор: то я в коме, то Рэй, то я теряю память, то ему стирают, то он умирает, то я. Что это? Цикличность? Схему Дэррила и Лидии заело? Или мы сходим поочередно с ума?
Врачи разводят руки, Архивариусы тоже.
Чертов карабин Судьбы снова крутанулся. Игра в рулетку продолжается.
В палате уже сидит его личная сиделка — Шабана, от которой пахнет жгучими специями и чем-то шоколадным. Она мне нравится. Лучше, чем остальные. Шабана выполняет все прилежно, тщательно и заботливо. Она делает массаж Рэю от пролежней, аккуратно ставит капельницы, помогает мне мыть его, читает ему со своим индийским акцентом газеты и учебники по медицине. Сегодня ее очередь дежурить и я рада этому.
— Добрый день, миссис Оденкирк.
— Здравствуй, Шабана.
— Как дела у мистера Оденкирка? — Стандартный вопрос, который вначале был больнее всех моих синяков и ссадин, не дающих нормально двигаться. Но я привыкла к нему. Даже радовалась, когда Шабана его задавала, потому что этот вопрос задавался как о нормальном и здоровом человеке, сама его суть была против всех неутешительных диагнозов врачей.
— Хорошо. Мы сегодня дочитали с ним книгу.
Я читала Рэю, разговаривала, рассказывала шутки Стефа и том, что у других происходит, смотрела вместе с ним тупой сериал, осуждая действия главной героини и нелепость сюжета. А иногда молча плакала возле его кровати… В такие моменты я не понимала кто я, где я и кого жальче сильнее. И я начинала злиться на всех. В том числе и на Оденкирка, ради которого я торчу в больнице каждый божий день — и уйти не могу, и пребывание тут бессмысленно. Зачем? Мел! Он же в коме! Ты любишь его, Мел? Ты все еще любишь? Ты его вообще любила?
Я уже не доверяю себе и своим чувствам, что уж говорить про память. Я могу любоваться чертами Рэйнольда, но тут же вспоминаю, что два года была под воздействием Кукольника. Могу с нежностью вспоминать моменты нашего единения с Оденкирком, его заботу и ласковые слова, как голос разума напоминает о мертвых трупах в Сенате, смытых волной, и как меня пытались зарезать в коридоре. Оно стоило того, Мел? Если бы не было схемы, ты пошла на все эти безумства ради него?
Я схожу с ума…
Медленно, но верно.
— Ты не переоденешься? — Ева смотрит на меня и мои мокрые джинсы. Я отрицательно мотаю головой, жуя за обе щеки Сникерс и ощущая, как слипаются зубы от него.
Тяжёлый вздох Валльде. Я знаю, что будь больше времени, она меня потащила бы покупать новые, но времени впритык, значит без шопинга.