Мы прощаемся с сиделкой и идем к выходу. Ева снова в черном. Вот уже вторую неделю. Пытаюсь привыкнуть к новому образу подруги. Хотя вначале это было ужасно видеть: у всех Инквизиторов траур.
После взрыва по подсчетам погибло сто сорок человек: шестьдесят три Химеры, пятьдесят восемь Архивариусов, девятнадцать Инквизиторов. В Ватикане провели специальную мессу, в Храме Христа Спасителя в Москве было отпевание и служба, у мусульман совершали джаназу. Каждый хоронил своего мертвеца с почестями и слезами.
Вся Инквизиция резко почернела, хотя для Евы и Стефана это был даже не знак уважения. Они оба потеряли своих учителей в ту ночь. Преподаватель Евы была Инквизитор, ушедшая в Архивариусы, а у Стефана — Джим Хоган, всем известный, как Варлак. Я так и не смогла признаться Стефу, что видела, как он пролетел мимо меня в лестничный проем.
И если Ева держалась и не показывала своих чувств, то Стефан был куда более эмоционален: он ходил мрачный, замкнутый, порой избегал людей.
— Что это? — Я удивленно смотрю, как Ева подходит к маленькому Опелю.
— Машина.
— Я не про это. Ты будешь за рулем?
Ева улыбается мне уголками губ и садится за руль.
— Стеф ненавидит, когда я за рулем.
Я залезаю в салон, ощущая запах полироли и пластмассы. Радио тихо начинает играть незатейливые мелодии.
— А почему ненавидит? Ты плохо водишь?
— Угу. Слишком тихо и медленно.
Ева включает обогреватель и протирает запотевшее окно. Сегодня утром был дождь, поэтому на улице и в салоне машины прохладно. К тому же, пока шли, мокрые джинсы неприятно липли к ноге и только морозили меня. Я замечаю, что под бардачком в нише для мелочевки лежит только какой-то баллончик и тряпочка. Нет ощущения, что машина кому-то принадлежит.
— Она твоя?
— Нет. Взяла в прокате. Ты готова?
Я киваю.
— Тогда поехали.
«Нотариальная контора Ричарда Грэма» — буквы вдавлены на блестящей золотой табличке. Новое здание. Последний этаж. Отвратительный запах отделочных материалов, который ненароком будит жуткие воспоминания. Еще чувствуется сильный аромат дерева от новой мебели.
— Подождите здесь, пожалуйста.
Секретарша любезно делает нам кофе, а я смотрю на очередную дозу напитка за этот день. Интересно, сколько мне нужно выпить кофе, чтобы умереть от инфаркта? Хотя даже эта маленькая чашка не поможет взбодриться. Тогда смысл пить?
— Проходите, вас ожидают.
Мы с Евой встаем и проходим в кабинет. Почему-то чувствую себя так, будто снова вернулась в тело неуверенной девочки, только вышедшей из больницы и попавшей с Валльде на шопинг. А все виноват мой вид: старый свитер, который я нашла у Вари, так как все мои Саббатские вещи были куда-то деты Реджиной, под свитером огромная, но мягкая футболка Рэя, теперь еще и джинсы с пятном. Мимоходом кидаю взгляд в отражение фотографии на стене — краше на лицо не стала. Еще и царапины! С левой стороны одна сплошная засохшая корочка. Чтобы не было шрамов, мажу прописанными мазями лицо и тело.
Официальная причина для докторов — попала в автоаварию. Реджина выдумкой не блещет, как и все вокруг. Зато доктор отчитал не за что, когда посмотрел мою карточку с амнезией: «Девушка, вы только недавно восстановились от последствий прошлогодней аварии! Вы чудом остались живы и что можете передвигаться! Какие машины? Какие стрит-гонки? Вам максимум — велосипед!»
В его глазах я была безрассудной самоубийцей. В своих — заевшая пластинка. Может, стоило придумать другую причину? Выпала из окна, оборвалась тарзанка, каталась на чертовом колесе и выпала из него. Все равно, не правда! Все равно, бред! Все равно, есть я и мое отражение: пойди разберись, кто из нас реален?
А может, я и правда была на стрит-гонках? И никаких колдунов не существует?
Не сходи с ума, Мел! Ты знаешь, что тебе щеку расцарапало осколками, когда накрыло энерго-магической волной, которая треснула тебя по башке и отключила, а твой дар, лечащий с космической скоростью, вернулся именно в тот момент, когда начал падать, не выдержавший взрыва, потолок — слишком хлипкий был, даже стены не пострадали, в отличие от него!
— А вот и она! Наша знаменитость! Добрый день!
Сначала я слышу противный мужской голос, затем вижу улыбающуюся мне Реджину, сидящую за столом, и только потом самого Ричарда Грэма. Он маленького роста, седой, худощавый, с тонким крючковатым носом и очками. И от него пахнет дорогим парфюмом и гелем для укладки волос.
— Здравствуйте… Не такая уж знаменитость. — Я смущенно бормочу, в то время как Грэмм кратко пожимает мою руку, продолжая улыбаться. Руки у нотариуса мягкие, нежные, не знающие физической работы, с полированными розовыми ногтями.