— Ты все?
Ева держит телефон с включенной программой порталов. Используя и Химерские проколы пространства и Инквизиторские, мы очень сильно сократили путь.
— А кому теперь принадлежит квартира?
Я смотрю из коридора на это пустое пространство — сцену, где разыгрывались наши страдания и переживания. Замечаю куртку Кешки на крючке, снимаю ее, сворачиваю и кладу в сумку к другим вещам.
— Наверное, Сенату. А может новой Темной клана Теней и Воронов.
Немало Химерских кланов осталось без Главных. Некоторые быстро подсуетились, но многие пребывали в шоке после случившегося, в связи с этим ответственность на себя взял Сенат и сам назначил Главных. Архивариусам тоже пришлось многое изменить. На первое время они создали комитет из Светочей и своих людей, который брал на себя многие решения. Я знаю, в него входили Реджина и Артур. А также был создан комитет по решению судебных дел, причастных к взрыву в Сенате — в нем трудились Нина и Ной. Они частенько вызывали Саббатовцев на допросы. Кешка вообще стал любопытным для них экспонатом и доказательством опытов Моргана, так как сохранил свой знак Древних, в отличие от меня. Стефан тоже не вылезал из судебных процессов. Как объяснила Ева, часто выполнял роль «вышибалы» — вырубал своим даром особенно буйных подследственных.
Старейшины восстановились и управляли Инициированным миром, как дракон с тремя головами. Еще бы! Они же магия! Они же суть всего — Essentia omnium. Проще говоря, все медленно входило в свое русло. Точки над i расставлялись, раны затягивались, вопросы с каждым днем росли.
— Пойдем? Я сюда больше не вернусь.
Ева кивает. Мое настроение на нуле, даже хуже. Будто покидаю пожарище и все, что осталось, уношу вместе с горьким запахом прошлого. Мы с Евой выходим в главное офисное здание Теней. Здесь тоже кое-что изменилось — на некоторых порталах красной краской выведены кресты. Ева пояснила, что это значит хозяева либо убиты в ночь расширения Сената, либо находятся под следствием. На моей двери тоже крест. Грубо и размашисто — видно, что торопились.
Обратную дорогу я молча следую за Евой, выходя из одного портала в другой. Говорить не о чем, да и не нужно. Всё уже сказано в стенах Сената и на литургии по усопшим. Все это сильно удручает.
— У нас есть время. И ты даже успеешь в больницу.
Я удивленно поднимаю глаза на Валльде. Ева смотрит на часы, а затем задумчиво обращает взгляд вдаль.
— Куда я успею?
— В больницу. Ты, кажется, хотела посмотреть дом Рэйнольда?
— Ну да…
— Мы, как раз, сейчас в Лондоне и недалеко от Хакни*.
Я оглядываюсь — обычная улочка между домами из красного кирпича. Мы только что вышли из синей двери черного входа… какого-то дома. Я даже не знала, что мы в Лондоне. Эта дверь могла быть как в Ливерпуле, как в самом Блэбёрне, как и в другом европейском городе.
— И далеко нам идти?
Ева открывает программу с навигатором.
— Где-то пару улиц. А потом вернёмся сюда и продолжим путь.
— Хорошо. А ты помнишь адрес?
— Да. Помню. Мне приходилось бывать там один раз.
— И когда?
— Вместе с Мириам. Когда умерла их мать, я помогла ей убраться в доме.
Понятно. Я чувствовала легкое возбуждение: я поняла, что мне не терпится оказаться там. Увидеть ту часть жизни Рэйнольда, в которой меня не было и я не знаю. Возможно, это все-таки поможет мне в той мешанине, что творится у меня в голове.
— Странный тут… народ. Мы точно в Лондоне? — Я с недоверием проследила за мужчиной, который прошел мимо нас и так посмотрел на Еву, что смело можно подавать заявку в полицию о домогательстве. Пока шли, я видела уже двух бездомных, странную всю татуированную женщину, противного вида толстого мужика, ругавшегося с каким-то арабом.
— Да. Тут часто выдают социальное жилье. Район Хакни вообще считается одним из неблагополучных. В 2006 году этот район получил статус самого худшего места жительства в Великобритании. Но власти над ним работают. Осторожней!
Пока Ева говорила, я с удивлением смотрела на нее, и не заметила груду коробок, на которую чуть не налетела. Подруга, резко дернув к себе, успела меня увести. Через секунду картон зашевелился с каким-то бурчанием, и то, что я приняла за мусор, оказалось бездомным, накрытым листами картона.