Мы, русские, в кои-то веки оказались умнее и перешли раньше других на шашки, как на более простое и доступное в обучении и применении оружие! Но ведь как получилось? Хотели как лучше, а вышло как всегда. Задумали универсализм и единообразие, а заплатили за это посредственными и усредненными качествами получившегося образца. Потому я и стараюсь всегда кавказскую шашку подобрать для себя, потому что удобнее с ней "танцевать" в общей сваре, ее натуральные свойства практически не менялись столетиями, в отличие от искусственно созданной "драгунки".
Мне были жутко интересны мысли князя, и мы так увлеклись беседой, и не только о тонкостях применения оружия, но и подробностях нынешней тактики боя, вытекавшей из фронтового опыта, коим он уже обладал (я ведь только что перевелся в полк из тыловой части после нескольких рапортов по замене на едва освободившуюся вакансию) и его небанальных мыслей профессионала о тонкостях и нюансах кавалерийских сражений, его видения и понимания как, чем, где и с кем надо воевать кавалерии в нынешней войне, что едва не пропустили завтрак, не то, что рассвет.
–Вы поручик, первое время держитесь в бою рядом, подле меня. Не атакуйте, наблюдайте и запоминайте, отбивайте только чужие атаки и выпады. У нас всех в дивизии – шашки кавказского образца, а у австрияк – сабли. Сразу и увидите всю разницу в работе клинков, и все оцените своими глазами, воочию. Учитесь видеть всю картину боя, оценивать ситуацию. Намахаться еще успеете, умелые кавалеристы есть, а вот командиров с головою не хватает, поэтому учитесь! И Вам надо бы раздобыть себе шашку кавказского образца, потренируетесь пока, благо запасных в нашей туземной дивизии полно. Как привыкнете, потом ни на что не променяете. Уж поверьте призеру императорских соревнований по фехтованию и рубке, "машущему руками" уже второй десяток лет", – с долей шутки и самоиронии закончил князь.
Позднее я узнал, что призером соревнований он был не только по озвученным дисциплинам, но и по скачкам и по стрельбе из личного оружия и из винтовки/карабина, т.е. был настоящим военным многоборцем и судил о достоинствах и недостатках чего-либо, исходя, прежде всего, из собственного опыта и впечатлений, проанализировав и пропустив все, прежде через себя, свои ощущения, свой острый и пытливый ум и только потом, вынося для суждения другим и то далеко не всем.
У князя явно было чутье на людей, он всегда выбирал того, кто его поймет и оценит высказанную им мысль. Если же кто-то пытался его расспрашивать о титулах и кубках, имениях и владениях, титулах и родословной, князь обычно комкал тему и переводил на что-то другое, уходя от общения с такими людьми – выпячиваться как иные, он не любил, хотя имел на это, всегда прав более других окружающих. Прекрасно понимая, что его породистость, манеры, изысканность в одежде и так довлеют над большинством окружающих, он старался всегда оставаться в "тени" повседневной жизни, позволяя лишь иногда блеснуть своим умом и тонкими суждениями с отдельно избранным им собеседником.
Вскоре представился случай увидеть все, о чем говорил князь, причем весьма неожиданно, как это и бывает на войне. Когда полк выступал на передовую, по дороге боковое охранение, в составе которого были и я с князем, встретили конный разъезд противника. Ни секунды не смущаясь, что нас было, минимум вдвое меньше, князь со свистом и гиканьем, дружно поддержанным джигитами полка, немедля повел нас в атаку.
Сказать, что австрияки были смяты, не сказать ничего. Мы просто их снесли, пролетев 100-150 метров нас разделявших! Раздавили, опрокинули и втоптали в вязкую грязь. Они не успели произвести ни единого ружейного выстрела издали, хотя и потянулись к карабинам. И только спустя некое мгновение, стали оказывать нам сопротивление (вытащив сабли и револьверы) уже в общей смешавшейся куче, впрочем, разрозненное, иначе нам было бы несдобровать при их численном преимуществе.
Князь, подлетая к противнику и пригнувшись к шее коня, извлек на ходу вторую шашку, притороченную к седлу, и взял ее в левую руку. Я смотрел, сзади-сбоку, с какой грацией и изяществом князь вел двуручный бой шашками. Казалось в его руках не сталь, а живые змеи, жалящие во все стороны, а он сам при этом не человек из плоти, а нечто непостоянное, атомарное, распадающееся и соединяющееся в непрекращающемся кружеве вихря. Но это была отнюдь не похвальба и не хвастовство одиночного супергероя, жаждущего личной славы и подвигов, позерство или показухи ради.