Израненные руки болели.
Израненное тело покрывалось ожогами.
Израненная душа выгорала.
Сабля тускло мерцала на полу пустой, холодной комнаты.
Мадара вышел, закрыв жену снаружи.
И рук, сжимающих металл,
Ему ничуть не будет жаль,
Как будто он не испытал —
Как режет сталь, как ранит сталь!
Наруто посмотрела на себя в зеркало. В нем отражалась усталая женщина с золотистыми волосами, побледневшими синими глазами, с разбитой скулой, с синяками на запястьях. Ей тридцать три, и она полностью сгорела ради своих мужей. Пытаясь добиться от них взаимности.
Все бесполезно.
Находиться больше здесь она не может, у нее не хватит сил.
Женщина поднялась, переоделась и вышла в коридор. От стены немедленно отделилась тень - охранник. После происшествия с Кагами, к ней приставили телохранителя, тоже из Учиха, но из близкого круга. Мадара никому не доверял, а Хаширама просил потерпеть, подождать и говорил, что она сама виновата.
В чем? В желании протянуть руку и погреться? Без любви, без опостылевшего секса, изученного за годы семейной жизни от начала и до конца. Где кричать, как стонать, как повернуться…
- Саске, оставь меня.
- Наруто-сама, простите, но я не могу, у меня приказ, - хороший мальчик, добрый, послушный, готовый на все ради своего главы. Безумно преданный.
- Оставь меня, я хочу побыть одна, - Наруто шагала к выходу, где уже ждала ее машина. - Это приказ.
Саске с непроницаемым лицом остановился на том месте, где его заставили слова. Наруто чувствовала обжигающий взгляд спиной, но даже плечами не повела.
Она слишком устала.
Так и не знает, что случилось с Кагами. Поверил ли ей Мадара во время очередного своего визита, от которого болели бедра и запястья?
В триаде все супруги равны по правам и возможностям, вот, о чем ей не следовало забывать.
Наруто села на заднее сидение и назвала адрес кафе, где ее ждал дедушка.
Пока покончить с этим. Развод ей не дадут, но и найти не смогут. Прятаться Узумаки умеют.
За окном проезжающей машины кипела жизнь, сияли торговые центры, бурлил людской поток. Сама Наруто когда-то также счастливо металась по магазинам в поиске подарков для своих мужчин.
Все равно. Она не просто устала и выгорела. Внутри поселилась странная пустота. Ни боли, ни страха, ни нежности, ни желания, лишь треплется еще где-то вдалеке огонек былой любви, но Наруто уже не хочет его воскрешать. Не хочет снова резать руки в кровь о лезвие сабли.
- Дорогая, - дедушка поднимается и целует ее в щеку и отодвигает стул. На радужке его плещется боль пополам с виной, Наруто его ни в чем не винит. Это был ее выбор, и она до сих пор не считает его ошибочным.
Просто… не срослось.
- Помоги мне уйти, - тихо просит женщина. И чувствует себя почти сломавшейся.
Никогда раньше не позволяла себе просить, ни о чем. Принимала подарки с благодарностью, но никогда не говорила, чего желает. Супруги весьма нелестно отзывались о тех, кто вымогает, требует чего-то. И Наруто молчала. Надеялась, что ее полюбят за эту тишину, хоть больше всего на свете мечтала сходить с мужьями в аквапарк и наесться там мороженого, смотря на разноцветных рыб.
Глупые, глупые детские мечты и фантазии. Их осколки до сих пор ранят больно.
Дедушка проводит ее черным ходом, сажает в свою машину и увозит в аэропорт, где уже ожидает самолет до Узушио.
Двое суток, чтобы превратить всем знакомую светловолосую принцессу Узумаки в совершенно другого человека.
Когда Наруто смотрится в зеркало спустя двое суток, то не верит собственным глазам. Брюнетка с прической каре, с большими карими глазами и веснушками на щечках, как будто присыпали нежный бархат корицей.
Не узнать.
И она впервые чувствует отголоски мрачного удовлетворения.
В домике на берегу океана тепло, пахнет солью и шиповником, что окружал строение со всех сторон, оставляя лишь маленькую дверку для немногочисленных посетителей. Молочник да паренек-почтальон - вот и весь список гостей.
Наруто любит сидеть рядом с бассейном, отталкиваясь ногой от теплых досок и раскачивая тем самым широкие, трехместные качели под тентом. Зачем рядом с океаном бассейн? Так ведь не весь год можно купаться в открытых водах, да и просто положено.
Никаких телефонов, прежние номера забыты. Только компьютер, новый номер электронной почты. Теперь она Сакура Харуно. Сколько по всей стране девушек с таким именем? Много, очень много.
Здесь спокойно, но Наруто на самом деле… никак. Ни любви, ни тоски, ни грусти - ничего. Абсолютное, пустое равнодушие, от которого даже ей становится страшно. Посторонние мужчины ее не интересуют, при взгляде на них начинают ныть метафорические порезы на руках.
Любовь стараясь удержать…
Она не удержала, не смогла, попросту не хватило сил. Возможно, совсем чуть-чуть. Почему-то именно эта мысль убивает, заставляет морщиться от неприятного ощущения в животе. Если бы она подождала, Мадара и Хаши очнулись бы?
Наруто не знает. Ей не больно, ей - никак.
Возможно, она все еще любит их. Где-то глубоко внутри. Но этот огонек настолько слаб и тускл, уже не различить в темноте пустоты.
Устала.
Ей нравится ее новая жизнь, новое имя. Изредка она следит за происходящим в Конохе, в еще более редких случаях хватает сил порадоваться за выигравшего выборы Хаши, за заключившего очередную удачную сделку Мадару.
Но в большинстве своем ей никак. Наруто много читает, словно возвращается в детство, когда ночи напролет проводила в семейной библиотеке.
Порою не хватает огня, как ласкового, так и обжигающего до костей. Но снова совать руки в него, брать саблю… Ни за что! В такие моменты появляется страх, замешанный на тоске о несбыточном.
Наруто не живет, существует. Ей холодно, отчего приходится кутаться в теплые пледы. Остается лишь надеяться, что время излечит ее раны, от них останутся шрамы, и она сможет снова начать жить.
Ей не хватает живого человека, с которым она могла бы поговорить.
- Наруто-сама…
Женщина поднимает голову и неверяще смотрит на ворота из шиповника, где, в обрамлении колючих ветвей с крупными цветками, стоит Кагами-кун. Бледный, с кругами под глазами. Но блестят глаза его, жадно и счастливо осматривая тонкую фигуру, завернутую в плед.
Наруто пристально следит за каждым движением медленно подходящего к ней парня. За ним никакой слежки, он не привел соклановцев, и обручи, сжимающие грудь, пропадают.
Молодой Учиха снимает ботинки и взлетает по ступеням, двигаясь плавно, грациозно. Одним слитным движением он опускается на деревянный настил возле босых ног госпожи.
Наруто смотрит на склоненную черноволосую макушку и чувствует себя неизбывно старой, древней. Кагами ведь прекрасно понимает, что Узумаки любят единожды в своей жизни. И свою любовь она отдала давным-давно, как топливо для костра.
И все равно пришел. Глупый, самоотверженный мальчик.
- Кагами-кун…
Он поднимает глаза.
- Наруто-сама, позвольте мне остаться. Я знаю все, я понимаю… - и ведь действительно понимает, Наруто видит это по его лицу.
- Кагами-кун…
Молодой Учиха прячется за челкой, голос его звучит глухо:
- Я никогда вас не оставлю, не брошу. Позвольте мне быть рядом с вами. Как слуге, как телохранителю.
- Лучше как другу, Кагами-кун, - Наруто слегка улыбается.
Маленькая ладошка опускается на жестковатые черные волосы, пропускает их сквозь пальцы. Первое откровенное прикосновение к Кагами, которое она себе позволила.
Наруто не страшно, ни смешно, ни весело. Наруто никак. Но, может, время сумеет ее излечить?
А тот, кто лезвие рукой
Не в силах больше удержать,
Когда-нибудь в любви другой
Возьмёт охотно рукоять.