Ревизор Сарваров, убедившись, что разговор грозит затянуться бесконечно, нетерпеливо обратился к Валиахаду:
- Не найдется ли мешка, куда сложить эти бумаги?
- Найдем, найдем! - в один голос воскликнули счетовод и завхоз.
После ареста Абиша жена его, милая, скромная Карабирчек, целыми днями сидела дома, баюкала малютку сына, печально напевала ему колыбельную, а слезы непереставаемо струились по ее побледневшим щекам.
Тесная помрачневшая комната казалась ей теперь темницей. Вдоль стены стояла железная кровать, - ее купил Абиш. К ней была придвинута люлька, - и ее купил муж. Даже пару оцинкованных ведер из кооператива принес сам Абиш. И пузатый медный самовар он тоже приобрел по случаю и так трогательно заверял жену:
- Погоди, голубка, со следующей получки я куплю серебристый нарядный самовар, а через месяц - стенное зеркало, а к зиме - красивый коврик.
А сейчас Карабирчек поняла, что может быть счастливой и с медным самоваром, и без коврика над кроватью...
Жалея ее, Абиш ночами брал на руки расплакавшегося сына
и укачивал, баюкал, бесшумно расхаживая в одних шерстяных носках по комнатке, тихо напевая песенку.
- Спи, спи, малыш! - ласково шептал Абиш, и светлая улыбка озаряла его утомленное лицо.
В голове у Карабирчек не укладывалось, что муж, ненаглядный, горячо любимый, изменил советской власти, пытался взломать несгораемую кассу в кабинете председателя.
Нужно все-таки что-то предпринять, нельзя же сидеть безвылазно дома и ждать чуда! И, убаюкав младенца, опустив его в колыбель, Карабирчек накинула на голову черный келагай... Губки спящего ребенка были недовольно поджаты, словно он жаловался, что у матери исчезло молоко и она кормила его теперь жиденькой кашицей на воде... Глубоко вздыхая, Карабирчек прикрыла келагаем подбородок и рот и вышла, попросив соседку присмотреть за малюткой...
На деревянной крутой лестнице она вплотную столкнулась с Гашемом Субханвердизаде. На нем была серая шинель, фуражка нахлобучена на холодные, как льдинки, глаза.
- Я спутница жизни Абиша, - сказала с замиранием сердца Карабирчек: в разговоре с посторонними не принято именовать себя женою. Ей показалось необходимым пояснить: - Вашего бывшего секретаря Абиша!..
Гашем давно поджидал, что к нему придет с униженными мольбами та ладная, крепкая, румяная и свеженькая женщина, на какую он заглядывался еще в прошлом месяце. Сейчас он разочарованно передернул плечами: перед ним стояла поблекшая, с ввалившимися шершавыми щеками, с покрасневшими от бесконечных слез очами Карабирчек.
"Не стоит возиться", - безжалостно подумал Субханвердизаде и спросил металлически звякнувшим голосом:
- Так что же вам угодно?
- Я пришла узнать, в чем же вина Абиша? - боязливо глядя на него, сказала Карабирчек.
Субханвердизаде не выспался, настроение у него было прескверное.
- Спроси у прокурора, ему положено охранять советские законы! - И без того кислое выражение лица Субханвердизаде сменилось гримасой злости.
- Разве есть такие законы, чтобы бросать в тюрьму невинного?
- А разве есть законы, разрешающие взламывать стальную кассу?
- Да он же больной, у него голова не в порядке, ночами, Баллах, сам с собою разговаривал! Он места себе не находил последнее время, страшился чего-то...
- Страшился кары за свои злодения, ай, женщина! - раздраженно крикнул Гашем. - Он же "элемент", сын "элемента", вы, может быть, об этом и не подозревали, но нам-то все известно досконально!.. Пустите, мне нужно идти на работу. И вообще эти разговоры излишни. Несомненно одно, сын злодея, кяфир Абиш ниспроверг в бездну, в неизбывную беду и тебя, и ребенка. Теперь слово принадлежит закону.
И, жалея, что на крыльце в саду его дома не было в этот момент слушателей, грубо оттолкнул болезненно застонавшую Карабирчек и с деловым видом направился в исполком.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
Выйдя с завхозом из здания райздравотдела, Сарваров искоса оглядел улицу не подслушивают ли прохожие - и возмущенно зашипел:
- Эти документы превратить бы в расплавленный свинец да залить им твою глотку!
- Послушай, за что? - изумился Али-Иса.
- Аферист, пройдоха в потертой папахе! Клянусь, если не отдашь половину того, что числится в квитанциях, выдам тебя на растерзание прокурору!
Без лишних слов Али-Иса похлопал себя по карману:
- Столько не наберется, всего-навсего две тысячи... Сарваров метнул на него подозрительный взгляд.
- В прошлом году ты, гадина, надул меня, но я стерпел, вот сегодня пощады уже не будет.
- Клянусь твоей жизнью!
- Э, поклянись своей... Я выдам тебя Худикерему, а с ним как известно, шутки плохи!
Али-Иса пригорюнился: весь район знал, что Мешинов действительно кристально чист душою, и предлагать ему взятку было бы наивно...
- Мен олюм, почему, ты кладешь хлеб на свои колени, а не в торбу? развязно спросил он ревизора. Топтать сапожищами хлеб-соль как-то неприлично!.. Шариат не позволяет. Может, я тебе еще пригожусь?
- Две и еще две, - решительно потребовал Сарваров. - Сколько лет я тебя щадил!
- Так ведь столько лет ты получал от меня мзду, - безбоязненно возразил Али-Иса.
Приятели еще раз внимательно посмотрели по сторонам и вошли в чайхану, темным коридорчиком проскользнули в горницу для особо почетных гостей.
Появившись впервые после продолжительной болезни не службе, Гашем сразу же кинулся к сейфу, отпер дверцу, выхватил хищным движением дело Абиша Алепеш-оглу. Ему нужно было удостовериться, что не попал впросак, что есть незыблемые основания привлечь секретаря к судебной ответственности за контрреволюционные деяния.
В эту минуту без стука в кабинет ввалился Сарваров с тяжелым мешком за спиною. Шумно отдуваясь, он спросил:
- Куда ж сложить эту ношу?
- Да вот хоть сюда! - Субханвердизаде показал в угол комнаты. - Как, удалось захватить всю документацию?
- Пока еще неизвестно, но мы старались, старались...
- Ну-ка, давай сюда ведомости на зарплату.
- За какой год? Я изъял ведомости за тридцатый, за тридцать первый, за половину нынешнего, тридцать второго. - И, развязав мешок, ревизор вынул несколько папок.
Председатель начал перелистывать страницу за страницей.
- А этот глухарь - весьма дельный счетовод, аккуратно ведет делопроизводство, - признал он, проглядывая вереницы цифр, нанесенных бисерным почерком Валиахада. - Он что же, правая рука доктора Баладжаева?
- Да кто их знает! - Сарваров не собирался сразу открывать карты. Бывает, что и в тихом омуте черти водятся.
Субханвердизаде кивнул то ли в знак согласия, то ли отпуская ревизора и углубился в ведомости.
Минуту спустя Сарваров на цыпочках удалился...
Не оборачиваясь на телефонные звонки, рявкая на лезущих в кабинет посетителей, Гашем с полчаса сосредоточенно работал, выписывал себе в блокнот какие-то заинтересовавшие его цифры.
Вдруг перед его столом вырос седоусый, с коричневыми от загара щеками почтальон.
- Тебе чего? - свел брови Субханвердизаде и уже указал повелительным жестом на дверь, но старик сунул ему под нос извещение и молча вышел.
"Ввиду отказа адресатов получить означенные деньги перевод возвращается по месту отправления".
Гашем дважды прочел эти строки и на мгновение запутался, уже не разбирал, где он находится - под землей или на земле... Оказалось, что испытанные не раз приемчики не помогли, что вышла осечка, что наладить сердечные отношения с первым секретарем райкома и начальником ГПУ не удалось. Пожалуй, он вызвал в них подозрение, ему явно не доверяли! Захлопнув с треском папку, Гашем задумался. "Огонь тушат водой... Солнце расплавляет лед. Стекло режут алмазом... А врага заставляет умолкнуть навсегда лишь сырая могила! Да, да, рано или поздно, а мы столкнемся лицом к лицу..."