- А наш почтенный руководитель?
- Здесь, здесь...
Приложив ухо к замочной скважине, Кеса прислушался, тронул дверь, но она оказалась закрытой. Голос Субханвердизаде приглушенно гудел - он разговаривал по телефону, - но, к сожалению, ни одного слова нельзя было разобрать.
А Кеса любил время от времени наведываться в кабинет председателя, подбирал с пола упавшие бумажки и аккуратно укладывал их на столе, подливая чернила в массивную чернильницу, чинил тут же в стороне карандаши и бормотал как бы себе под нос:
- Да ты совсем утомился! Даже голова исполина не выдержит такой нагрузки. Э, если б все служащие так старались, то на тебя одного не приходилось бы столько работы. Клянусь, в районе болеют душой за дело двое: наверху - ты, внизу - я!.. А Демиров - это, конечно, между нами - только распоряжается, а сам пальцем не шевельнет.
Субханвердизаде обычно не отзывался, но и не прерывал льстеца.
На беду, сегодня дверь была закрыта.
Выйдя на балкон, Кеса предался горделивым размышлениям. Ему очень хотелось, чтобы председатель вдруг разбушевался, начал кричать, к примеру, на Абиша, - тогда Кеса осторожно вполз бы в кабинет и посоветовал Субханвердизаде не портить себе кровь, - пригодится еще для иных великих свершений... Но куда лучше поджарить на керосинке яичницу, поставить тарелку на стол и сказать, будто ничего не случилось, заботливым тоном:
- Подкрепись, на тебе ведь лица нет, переутомился!
Тут-то Субханвердизаде и оценит своего наипервейшего помощника...
Что и говорить, курьеры всех районных учреждений уже признали Кесу своим старейшиной. Постоянно с ним советуются. Он и только он учит, как писать заявления, выхлопотать премии, какие вопросы поднимать на заседаниях месткома. Близок день, когда они назовут Кесу аксакалом, хотя на его подбородке нельзя разглядеть даже куриного пуха...
Неожиданно щелкнул дверной замок, Субханвердизаде зычно позвал:
- Эй, кто там!
Не успел Абиш встать, как Кеса вихрем промчался с балкона через комнату секретаря и, отдуваясь, предстал перед ликом своего благодетеля.
- Где ты пропадаешь, общипанная лиса? - с гневом обрушился на него председатель.
Фуражка была надвинута на самые глаза Субханвердизаде, шинель, несмотря на жару, застегнута на все крючки.
Только что высоко взлетевший в неудержимых мечтаниях, Кеса почувствовал, что по его извилистому хребту заструился холодный пот... Как бы ни был сердит председатель, но все же он не должен столь оскорбительно говорить с верным оруженосцем. Тяжко слышать подобные слова из уст человека, которого Кеса денно и нощно прославляет на всех перекрестках, за каждой застольной беседой. Но и возражать Субханвердизаде не приходится...
- В какой преисподней ты околачивался? - со свирепой настойчивостью спросил председатель.
- Ходил в деревню за сотовым медом, - еле слышно прошептал Кеса. - Для тебя! Хотел тебя попотчевать!.. Вот, - и он покорно схватил с подоконника узелок. - В реку свалился, чуть не утонул. А все для тебя, почтеннейший! Ведь медицина теперь признает мед чудодейственным лекарством. У меня все сердце за тебя изболелось. Ишь как глаза ввалились!.. Наверно, трудился всю ночь, очей не сомкнул из-за работы. Ну, можно ли так перенапрягать силы, ай-ай!
На Субханвердизаде эти умасливания не произвели ни малейшего впечатления.
- Мед? Еще зурну притащишь? - топнув сапогом, крикнул он. - Недоставало, чтоб ты загремел на базаре, разбудив даже спящих: "Кормлю колхозным медом председателя исполкома..." Да еще выдумал притащить прямо сюда, в служебный кабинет. У меня минутки нет, чтобы расписаться в получении зарплаты, а он такие фокусы затеял! Смотри, придавлю мельничным жерновом! Растопчу, как лягушку!
Схватив дрожащего Кесу за плечо, Субханвердизаде втащил его в кабинет.
- Почему я последним в районе узнаю об отъезде Демиро-ва? - Кеса тоненько пискнул. - Еще вчера ты, шакал, сын шакала, должен был пронюхать об этом!.. Что-о-о, ищешь лестницу, чтобы взобраться мне на плечи?
Аксакал - старейшина, старец, окруженный почетом и уважением-буквально белобородый.
И, оттолкнув Кесу с такой силой, что тот стукнулся 6 стенку, Субханвердизаде вышел стремительными шагами из кабинета.
- Я в райком партии! - Приостановившись, не оглядываясь, он буркнул: - Мед отнеси на квартиру.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Увидев, что председатель уходит, Абиш с коротким стоном схватил со стола бумаги и полетел вдогонку.
- Товарищ Гашем, важнейшие срочные документы горой выросли, ради бога, подпишите!
- Хэ, Абиш-эфенди (Эфенди - господин, сударь; в данном случае звучит издевательски - ред.), отложи-ка, потерпи, - небрежно отмахнулся Субханвердизаде.
- Но, товарищ председатель, вы же сами вчера сказали, что хоть сегодня-то мы управимся со всеми делами! Боюсь, уедете куда-нибудь. Всего пять - десять минут!
- Послушай, заклинаю тебя, эфенди, дражайшим прахом твоего отца, уладь это без меня.
Чувствуя подвох в этих словах, секретарь отрицательно качнул головою:
- Вы же запретили мне принимать самостоятельные решения.
- И правильно сделал, что запретил. Если тебе подарили сукно на пальто, не заикайся о подкладке!.. - Субханвердизаде хмыкнул. - Или садись в мое кресло, а мне позволь думать о насущных нуждах района.
Абиш так и затрясся.
- А тут еще из райкома звонят... Не придумаю, каким прахом посыпать мне несчастную главу свою! - с усталым видом сказал он. - Ну, подпишите хотя бы самые срочные бумаги.
- Вижу, что кто-то науськивает тебя на мое достоинство, - подозрительно протянул Субханвердизаде, и остренькие его глаза так и укололи Абиша. - Ты... "элемент", смотри, худо будет!
Когда он ушел, секретарь в отчаянии положил голову на скрещенные руки.
Вернулся Субханвердизаде через полчаса и, отрывисто распорядившись: "Чаю!", прошмыгнул в свой кабинет, занялся таинственными переговорами по телефону с какими-то неизвестными лицами.
Абиш оживился: все-таки хоть какое-то подобие деятельности. Тель-Аскер поспешно соединил его с чайханой, и вскоре дородная Матан принесла жестяной чайник кипятку. Она захватила с собой и заварку в деревянном ящичке, дабы самой похлопотать, повертеться около Субханвердизаде, напомнить ему и кокетливым взглядом, и игривым жестом о блаженных временах... Почему председатель так неожиданно охладел к ней? Матан терзалась подозрениями.
В распахнутую дверь Субханвердизаде видел Матан, но к себе не позвал. И, закусывая губы от злости, красавица поплелась вниз по лестнице, громыхая пустым чайником.
Закутав полотенцем чайник, чтобы заварка как следует попрела, Абиш тщательно протер стакан, блюдце, выложил из банки на розетку кизилового варенья.
Субханвердизаде, сняв шинель и фуражку, курил, рассеянно поглядывал в окно.
- Кеса?
- Сию минуту! - Секретарь поставил стакан с чаем, сахарницу, варенье на круглый столик, накрытый скатеркой, и, выбежав в коридор, закричал: Кеса-а-а! К товарищу председателю!
Через несколько минут явился Кеса, в кабинет он вошел боязливо, бочком.
- Чем занимаешься, ах ты, вор!.. Где шлялся? Кеса обиженно надулся и не проронил ни слова.
- Ну, давай помиримся, поп, - продолжал председатель беспечным тоном. Проспал сегодня утренний трезвон, а? Под боком у какой-нибудь толстухи валялся! - И протянул ему свой стакан чаю.
- Я на тебя не обижаюсь, - с неохотой ответил Кеса. - Обижаюсь на свою судьбу, на злосчастье свое!
- Пей!
- Двери мечети открыты для всех, но собаке полагается быть стыдливой, уклончиво сказал Кеса. - Как я могу прикоснуться губами к твоему стакану?
- За какими надобностями поехал Таир в Баку? - быстро спросил Субханвердизаде, понизив голос.
- Пока ничего не узнал... - Кеса виновато завздыхал.
- Вон отсюда, сын жабы! - рявкнул председатель, вырвав из его рук стакан, расплескав чай по скатерти. - Дармоед!.. Обнаглел? Живо собью спесь! - Вонзив палец в кнопку звонка, Субханвердизаде держал ее так до тех пор, пока в кабинет не влетел трясущийся Абиш.