— Заходи! — прозвучал мелодичный голос.
Я вошел в небольшую комнату, стены которой были сплошь покрыты белыми льняными занавесками. На полу была циновка. В углу комнаты стоял низкий плетеный стол, по обеим сторонам которого у стены располагались скамьи.
— Здесь мы живем, — сказала женщина, — вдали от города, потому что муж очень опасается, что я буду видеть других мужчин.
— Он боится, что ты будешь ему неверна?
— Этого он не боится, ведь за измену женщине полагается смерть, ее забьют камнями, — муж не хочет, чтобы при виде другого мужчины я испытала желание.
— Твоего мужа целыми днями нет дома?
— Утром он уходит на совет законников и возвращается к вечеру.
— Тебе не тяжело одной?
— Нет, я работаю.
— А дети у тебя есть?
— Нет, но предсказатель из Малой Азии напророчил мне детей, и я терпеливо жду… Лучше ты расскажи о себе. Ты, очевидно, египтянин, с верховий Нила. Это твоя родина?
— Да, — ответил я автоматически.
— Ты молод, как я вижу, и удача будет сопутствовать тебе.
— Почему ты так думаешь, дражайшая?
— Ты выглядишь человеком смышленым, и лицо у тебя приятное.
Она с колыханием вышла из комнаты и через минуту вернулась с куском хлеба на желтой глиняной тарелке и красной каменной кружкой. Затем, проведя руками по бедрам, тоже села напротив, на свободное место.
— Ты не боишься, что вернется муж? — спросил я.
— Нет, — просто ответила она, — в это время он никогда не возвращается.
Я ел. Она смотрела. Положив руки на колени, доброжелательно и спокойно. Я как следует рассмотрел ее милое лицо. Она выглядела лет на двадцать пять-тридцать. Крупный нос с сильной горбинкой и тонкими, изящными ноздрями придавал лицу доброе и страстное выражение. Тонкие брови были высоко изогнуты. Карие глаза излучали ум и тепло. Блестящие, темно-карие глаза на треть были закрыты сонными веками. Прелестные синие круги под глазами говорили о богатом женском опыте и радостной жизни. Рубиновые губы были полными и влажными. Гладкая смуглая кожа, которая приобретала на лице оттенок слоновой кости, казалась прохладной и бархатистой.
— Ты очень красивая и добрая женщина, — сказал я тихо и очень искренне.
— Что ты, — ответила она со смехом, — я уже старуха. Вот уже десять лет, как я замужем, а когда выходила замуж, мне минул восемнадцатый год.
— Значит, тебе двадцать восемь.
— Да, двадцать восемь.
Мы замолчали. В горле пересохло от желания. Я сделал глубокий глоток из кружки и поднялся.
— Позволь поблагодарить тебя за гостеприимство, — произнес я и взял две ее маленькие руки в свои.
— Пожалуйста, — ответила она и тоже встала.
Я взглянул в ее милые глаза, которые улыбались и, в то же время, были полны слез, в лицо, которое внезапно приняло неподвижное, почти испуганное, серьезное выражение. Я поцеловал ее губы, закрытые глаза и мягкие красивые руки, полную шею цвета слоновой кости и пряди волос, выбивавшиеся из-под белого платка и источавшие аромат кедра.
Она стояла, ни жива, ни мертва, мягко прикрыв веки под моими поцелуями. Плечи ее дрожали. Затем она плотно сжала веки, как бы спасаясь от невыносимого плотского гнета, как человек, прячущий глаза от яркого солнца. Медленно обняла меня мягкими руками, прижалась прекрасными бедрами и начала покрывать меня жадными, страстными, сладкими поцелуями, вперившись в меня блестящим, до головокружения изменившимся взглядом… о, это было чудесно!..
— А теперь иди, — сказала она и погладила меня по лицу.
— Позволь мне остаться.
— Тебе надо идти, или ты хочешь моей смерти? Чтобы меня забили камнями, а муж мой всю жизнь был покрыт позором? Я хочу жить, вспоминая тебя и то счастье, которое испытала сейчас, на которое не надеялась и которого не ждала от Господа.
— Будь тысячу раз благословенна, — произнес я со слезами на глазах и поцеловал ее маленькие ручки.
— Да сопутствуют тебе счастье и удача, — мягко прошептала она дрогнувшим голосом и поцеловала меня в плечо.
Я встал перед ней на колени, обнял благословенные бедра и поцеловал ее колени.
Затем я вышел из дома. Сердце мое было переполнено, на душе было тяжело и больно, но я был счастлив. Распахнув объятия навстречу закату, я отправился против течения реки. Удалившись на расстояние брошенного камня, я оглянулся. Женщина стояла на берегу, одной ладонью она прикрывала глаза, а другую вытянула в ту сторону, куда ушел я. Пальцы были опущены, как перья раненой птицы, ее пленительные формы напоследок мелькнули в золотой солнечной патине.