Ке честно дает мне сделать по-своему. А затем требует повторить так, как велено сценарием.
— Для сравнения и лучшей выборки, — бухтит он себе под нос, но я выхватываю.
Мне жалко свои чувствительные ушки, но я подчиняюсь. В конце концов, он же не прервал мою самодеятельность. Дал выразить свое видение. И только потом запросил повторный дубль. В чем-то он даже прав: всё познается в сравнении. Пусть у этих взрослых будут варианты.
Опять же, говорят, что бить-ломать-крушить что-либо (в рамках закона) — это неплохой способ снятия стресса. Мне-прошлой не довелось испытать на себе. Не оттого, что стрессов не случалось. Еще как случались… Но Кира Воронова старалась быть сдержанной… Зря, наверное. Глядишь, если бы лупила по тарелкам (или тарелками об пол), то и не схлопотала бы инсульт в сорок с хвостиком.
Так что я от души прошлась колотушками по бронзовому диску, слуху всех присутствующих и по их же нервам. Заметим: на всё воля бо… режиссерская. Я — лишь скромный проводник его воли.
Мироздание, не обижайся.
Это просто правило такое: на съемочной площадке режиссер — первый после бога.
— Стоп, снято, — Ке слегка вздрагивает и кхекает. — Перерыв пятнадцать минут. Готовьте тросы и оборудование.
— Режиссер… — поднимается с раскладного стула Мэйхуа.
— Я помню, что мы снимаем ребенка, — хмурит и без того морщинистый лоб «национальное достояние». — Всё проверили и перепроверили. Вся группа приложит максимум усилий, чтобы снять сцену с одного дубля.
— Спасибо, господин режиссер, — стискивает зубы мамочка. — Я доверяю вам свое сокровище.
В стороне фыркает одна змея. На нее оборачиваются сразу несколько людей из съемочной группы. Плюс Чу и Мэйхуа.
— Плечи затекли, — доносится капризное. — Ты, как там тебя? Сделай мне массаж.
Девушка из персонала, смутно похожая на мою Чу, мигом принимается за исполнение каприза.
На что маленькой звездочке Сюли на съемках в попу дули. Так даже та, как мне сейчас видится, не настолько звездилась и зазнавалась. Ши… это нечто. Ну, или просто я еще мало общалась с местными суперзвездами.
Если так вспомнить, в «Деле» самым известным артистом был господин Лянь. В том, несмотря на множество наград и заслуг, ни грамма чванства. Честный и душевный человек сумел пронести свои лучшие качества через все ступеньки лестницы славы.
Исполнители главных ролей, Жуй Синь и Чжу Юэ, звездный статус получили только после ролей принца-поэта и куртизанки. Исполнители второстепенных ролей на старте драмы имели «калибр» и того меньше. Короче говоря, у Лотоса не было средств на огромные гонорары. Экономили они.
«Шелест осенних листьев» в составе именитых актеров имел. Кроме Лянь Дэшэна, я имею ввиду. Но их сцены снимали, по большей части, без меня. И как они себя проявляли, я не видела.
А тут эта… примадонна второстепенных ролей. Черт с ней. И все демоны нижних планов. Меня уже обвязывают и пристегивают. Тросов четыре: два идут вверх, еще два тянутся вниз. Если бы нужно было из стороны в сторону двигаться в воздухе, тросов было бы еще больше. Лебедки установлены, специально обученные люди к ним приставлены.
Тросы, как элемент искусства, в Поднебесной применяли еще в древности. В театре теней: на полупрозрачном экране под источником света двигались фигурки из бумаги или тонкой кожи. Марионетки имели подвижные (с помощью нитей) части.
«Кино» на языке моей новой родины пишется двумя иероглифами, что в дословном переводе означают: «электрические тени». Прослеживается некая связь, не правда ли?
Тросы в (относительно) том виде, что сегодня понесут меня, в Срединном государстве применять начали в тридцатых годах двадцатого века. Это я знаю благодаря Чу: наша добрая хризантема убеждала маму в том, что это технология, отработанная давным-давно. С «Сожжения храма Красного лотоса» невидимые (зрителю) тросы с успехом применяются киношниками. То бишь, еще со времен черно-белого кино.
Тогда уже дорисовку (вручную на пленке, не спрашивайте, как — как-то) применяли, так что герои вполне могли лупить друг друга молниями. Но актеров, бегущих по воздуху или даже сражающихся на высоте, не «подрисовывали». Их подвешивали на страховочных тросах.
Почти как в этот раз одну подплясывающую от воодушевления и нетерпения «птичку». Только сейчас и тросы тоньше, но при этом прочнее, и приспособлений вспомогательных больше. А суть — одна.
Кира Воронова неоднократно прыгала с парашютом. Азарт и ощущение полета — неописуемый восторг. С тросом — почти то же самое, но всё же иное удовольствие. Правда, побелевшие от напряжения мамины пальцы слегка гасят предвкушение.