Она оглядела свою гостиную и постаралась посмотреть на свои вещи их глазами. По их стандартам все это — старье. Они же не знают, что значит для нее каждая безделушка, вышивка, каждый предмет мебели. Все вещи в ее доме имели особое значение, они не просто пылились, а пробуждали воспоминания. Ее дом был настоящей библиотекой воспоминаний, с вещами было связано что-то очень личное: одни терзали сердце, другие, напротив, наполняли его нежностью. Она бы с удовольствием поделилась со своими детьми этими воспоминаниями, если бы только они этого захотели.
— Мама? — повторил Джордж.
Господи, я могла бы ожесточиться. Было бы несложно разозлиться прямо сейчас и винить Джорджа и Эйлинору за ту боль, которую они причиняли мне годами, за их безразличие и отстраненность. Но они-то ведь не воспринимают свое поведение таким, каким его вижу я. Они покинули меня потому, что считали, будто это я от них отвернулась.
Она знала, что это правда. Они на нее обижались, а теперь решили в отместку обижать ее. Они хотели, чтобы мать ждала их дома, была в полном их распоряжении — решала различные проблемы, избавляла от страхов, исполняла желания. А раз она не смогла стать такой, они ожесточились. Они предпочитали ложь, которую им навязали другие, вместо того, чтобы послушать свою собственную мать. И они ни разу не попытались найти правду.
О, Господи, отчего они не обратились ко мне и не спросили: почему все происходило именно так? Насколько велика моя вина в том, что я не хотела выдавать тайны Бернарда или ущемить гордость дедушки Рейнхардта? Или бабушки Элен? И сколько лет прошло до того, как бабушка Элен узнала всю правду, а потом страдала от мысли, что отравила детей ненавистью ко мне? Лучше бы она сама все им рассказала, а не вынуждала меня скрывать ее стыд. И поверят ли они мне теперь, если я расскажу им правду? О, Иисус, благословенный Спаситель, Господь, останови биение моего сердца и забери меня домой! Я устала от этой жизни! Я устала ждать, надеяться и горевать! Я устала от разочарований. И когда только закончится моя жизнь?
— Мама!
— Я тебя слышу, дорогой. — Надеюсь, недолго буду слышать.
— А что ты хочешь, чтобы я сказал тебе? — В его спокойном голосе прозвучал вызов.
Что, в самом деле, ей хотелось услышать? «Я люблю тебя…», «Я приду на День благодарения. Спасибо за приглашение…», «Я тоже по тебе скучал. Я жду с нетерпением, когда мы соберемся, и ты расскажешь нам о прошлом…», «Покажи мне прошлое таким, каким его видишь ты…».
Мои дети — такие ханжи, такие самоуверенные. Они живут, не признавая очевидного. Они никогда не хотели видеть истину, не хотели о ней слышать. Эйлинора обвиняет, Джордж прячется. И всякий раз, когда я пытаюсь объяснить им, что же происходило в те далекие годы, мне это не удается. Они словно опутаны колючей проволокой, всякий раз, пытаясь приблизиться к ним, я натыкаюсь на нее.
Лиота совсем не могла говорить — в горле встал ком.
Забери меня к себе, Господи. Прямо сейчас, пока он не положил трубку. Может, тогда… вот ведь чушь, какой прок в этой тупой жалости к себе!
— Мама? — Джордж уже начал проявлять нетерпение. — Прости, пожалуйста, мне очень жаль, но у меня просто нет времени на то, чтобы строить догадки. Я перезвоню тебе позже. — И он положил трубку.
Она подумала, что у сына уж точно хватит времени, чтобы позвонить Энни и в благотворительную организацию и расспросить про Корбана. А потом он найдет время позвонить Норе и рассказать об этом. Лиота положила трубку и надолго задумалась. Она думала о Джордже, Норе и Энни. Майкл Таггарт, ее внук, не вписывался в эту компанию. Он уже давно покинул тонущий корабль. Она желала внуку добра. Печально, но она даже не смогла вспомнить, как он выглядит. Фотография на каминной полке была десятилетней давности.
Открыв ящик письменного стола, Лиота достала оттуда свою записную книжку с телефонными номерами и отыскала нужный. Она набрала номер и стала ждать ответа.
— Драйер, Шафер, Пуласки и Рукс. С кем вас соединить?
— Я хотела бы поговорить со своим поверенным, Декстером Лейном Руксом.
После короткой паузы ей ответили:
— Простите, мэм, но Декстер Рукс умер несколько лет назад.
— И что я должна теперь делать? Он был моим адвокатом, — теряя терпение, сказала Лиота. — Я хочу изменить свое завещание.
— Большинство его клиентов перешли к сыну, миссис…
— Рейнхардт. Лиота Рейнхардт. Что ж, тогда соедините меня с его сыном. Надеюсь, мое дело все еще у него.