Крики и визги не стихали до тех пор, пока Белая не сорвала голос. С ног содрали сапоги, холодные щипцы коснулись пальца. Белая попыталась отдёрнуть ногу, но за это получила удар щипцами в промежность. Ей выдрали ноготь. И тут же насыпали на его место что-то настолько жгучее, что вся прежняя боль резко показалась лёгким поглаживанием. Белая чувствовала, как сползала кожа с чем-то облитой спины, и думала об одном: если помолиться Смерти, всё закончится?
Она готова сдаться, лишь бы всё прекратилось. Готова признать поражение. Готова… Нет. Остался всего шаг до цели. Один шаг, и тогда хоть не возрождайся больше. Она должна сделать этот шаг. Должна. Любыми силами. Даже если этим спровоцирует ещё одно нарушение.
Сознание начало уходить. Глаза закрывались. В последний миг под веками мелькнула белая пелена. И всё стихло.
Ослабшие оковы больше не могли удерживать тело, и Белая грохнулась на пол, плюхнулась безвольной куклой в лужу собственной крови. Она всё ещё находилась в пыточной, вот только вокруг валялись трупы. Сначала показалось, что все уснули, – Белая же на большее не способна! – но при ближайшем изучении признаки жизни отсутствовали. Как и отсутствовали раны на теле, хотя боль до конца не исчезла. Ещё не вернув до конца ясность сознания, Белая применила заклинание перемещения и оказалась на незнакомой, но очень спокойной заснеженной поляне.
«Что это было?» – спросила себя, распластавшись на спине. Удивиться ещё и сработавшему заклинанию сил уже не хватило.
У каждого духа есть собственные способности, у кого посильнее, у кого послабее, чаще созидательные, иногда разрушительные. Однако встречались среди них и пустоцветы: те, чьи способности не проявляли себя достаточно ярко, чтобы их определить. Белая привыкла считать своей способностью усыпление, вот только в реальности та работала нестабильно. Почти предсказуемо с одной целью и едва контролируемо с несколькими, иногда ничего не получалось, а иногда – срабатывало без её ведома. Уже не пустоцвет, ещё не полноценный дух. Слабачка, из трусости готовая затолкать поглубже своё «я» и подстраиваться под других.
В сад на утёсе можно попасть при помощи ещё одного перемещения, но перед этим нужно дать телу время на восстановление, а лучше всего делать это среди природы, ведь речь шла не о ранах, а о магическом истощении, из-за которого звенело в ушах.
День сменился ночью. Белая всё ещё лежала на ледяной земле и смотрела на небо. Одну руку положила на сердце, а вторую протянула к столь редко показывающейся луне. Родон говорил, что запечатал в ней ту часть сил, которую не мог ни отдать детям, ни оставить себе. Поэтому сейчас взгляд заколдованной луны ощущался его взглядом.
– А о чём думал ты, смотря на луну? Желал ли хоть раз вернуть силы?
Хотелось бы сказать, что ветер нашептал на ухо слова, но на деле ответа не последовало. Она совсем одна. В тишине, изредка нарушаемой шорохом ветвей. С промёрзшим болящим телом, которое хотя бы хватило сил переодеть в целую одежду, с собранным по кусочкам трупом в сердце и с неспособностью до конца осознать последние события. Из-за чего умерли палачи? Почему так быстро затянулись раны? Что скрывала пелена?
«Но мои дни сочтены, поэтому ответов я не найду».
– Знаешь, что меня печалит? – Белая опустила и вторую руку на грудь. – Когда мы снова встретимся, то не узнаем друг друга. Не вспомним. Нашей истории суждено закончиться здесь. Хотела бы я, чтобы новые мы тоже смогли сойтись. И быть вместе. Просто быть вместе без постоянных разлук. Но Мир неприветлив. И я не знаю, осмелюсь ли противиться воле большинства. Прости меня. Родон, прости, если своим упрямым эгоизмом я обреку тебя на жизнь, что окажется не лучше этой. Я уверена, что это правильнее, чем ждать конца твоего мира, но… Я не знаю, что правильно на самом деле.
Белая закрыла глаза. К сожалению, есть вопросы, на которые не существует однозначно верного ответа. Выборы, среди которых нет хорошего. А выбирая из двух зол, трудно не чувствовать вину.
***
Белая вернулась в сад и сначала не узнала это место: раньше здесь никогда не было снежной зимы. На самом деле, похоронить мощи можно где угодно, но тянуло именно сюда. К разбивающимся об утёс волнам и поникшей глицинии: месту первой встречи, что станет и местом прощания.
Для начала нужно надгробие. Белая бродила по разрушенному саду, выискивая подходящий камень. Слишком маленький не подойдёт. Слишком кривой – тоже. Большой она не донесёт. А вот этот, некогда бывший частью беседки… Вполне. И по форме почти похоже на настоящее надгробие. Белая притащила его к глицинии и установила на более-менее ровном месте. Вкопать в землю для устойчивости не получится – слишком та твёрдая, суметь бы для сферы ямку сделать. И чем? Можно попробовать руками, но… Наверное, палкой будет быстрее?
Пришлось снова побродить, чтобы найти под снегом достаточно крепкую. Белая опустилась на колени возле надгробия, положила рядом сферу. Красную-красную, будто заледеневшая кровь. Белая долбила палкой мёрзлую землю в попытке сделать ямку для захоронения мощей, а позади уже стояла женщина в чёрном.
– Кто вы? – спросила, на миг обернувшись, и продолжила своё дело.
– Всего лишь Смерть.
– Всего лишь, – усмешка. – С каких пор высшие сущности – «всего лишь»?
– С тех самых, дитя моё. То, что способно спуститься в мир смертных, иначе не назовёшь.
– И для чего же вы спустились? – Не то чтобы Белая не догадывалась, просто скрашивала разговором трудное дело.
– Меня ждёт много работы, – сказала Смерть, пустыми серыми глазами смотря куда-то вперёд, будто уже видела руины, в которые превратится всё, что осталось от этого мира.
– Вы пришли всё уничтожить?
– Нет. Я только соберу урожай, но не буду мешать тому, что способно пережить катастрофу.
Белая хотела поинтересоваться: «что способно пережить» – это допущение или предвиденье? Однако Смерть исчезла раньше, чем слова обрели форму, оставляя наедине с неподатливой мёртвой землёй и упакованным в сферу божественным трупом.
– Пришла пора прощаться, а я так и не представилась по-настоящему. – Она обхватила сферу содранными ладонями и переложила в ямку, глубины которой едва-едва хватило. – Береги себя для меня.
И холодные комья земли скрыли сферу. У Белой не осталось ничего, кроме неё самой. Она надавила пальцем на грубый камень и резко провела вниз, раздирая кожу. Сжав зубы, кровью и плотью истерзанных пальцев она вывела на надгробии имя: «Родон». Порыв ветра поднял снежный вихрь, скрывший всё на несколько мгновений.
Возле могилы не осталось никого, только белая азалия проросла сквозь снег, обняла камень и тут же осыпалась.
Душа Создателя наконец-то смогла покинуть мир под крики проклятий, разносящихся со всех его уголков.
========== Глава 41. Осторожность превыше совести ==========
В действительности память духов работает сложнее и страннее, чем принято считать. Обобщённо говорили, что перерождение её стирает, однако реальность устроена хитрее. Если дух жил спокойно, умер в Мире и только чтобы восстановить силы, отдохнуть, он мог забыть не всё. Также важной составляющей является цветок духа: что для одних правило, то для других исключение. Однако крайне редко кто-то сохранял память, если умер в другом мире или был наказан за нарушение правил.
Белую Азалию, как и положено, перерождение лишило воспоминаний о Родоне и проделанном ради него пути, а также роли стража – второе сердце так и не вернулось, но не смогло лишить той самой черты, что в прошлый раз довела до беды: любопытства. Теперь она при всём желании не смогла бы сунуться в мир с ещё живым Создателем – таких банально не осталось, зато не давали покоя не раз и не два краем уха услышанные разговоры о последнем садовнике, наконец появившемся в Мире. Только вот никого не радовало это «наконец». Азалия никак не могла понять, почему.
Много слышала о каком-то предсказании, согласно которому последний садовник принесёт в Мир беду. Но ни разу – об источнике слухов. И о том, чтобы этот самый Последний в самом деле успел сделать что-то плохое, опасное, да хоть настораживающее. Вся его вина – хотя можно ли называть это виной? – заключалась в позднем появлении.