«Да они друг друга стоят», – посетила Азалию неожиданная мысль.
– Ты права: собой я дорожу, – легче согласиться, чем спорить, – и всё же Роза моя подруга, поэтому я хочу, чтобы у неё всё было хорошо.
Неизвестно, как бы развивался диалог дальше, если бы до них не донеслось шуршание юбок бегущей Розы. Наградив последним откровенно враждебным взглядом, Настурция слезла с Азалии. Та села и потёрла шею. Внутри снова всколыхнулось предчувствие чего-то нехорошего.
***
Время расставило всё по местам и уверенно заявило: Азалии не показалось. Поначалу она всё ещё списывала серость на тени, но в итоге это стало невозможно. Уже и другие духи обратили внимание на изменения в Розе, а её цветы всё чаще заболевали по причинам, не связанным с состоянием миров.
Никто не мог объяснить происходящее с Розой… Нет, не так. Никто не знал реального объяснения, зато выдуманное нашлось быстро: несомненно, во всём виноват Последний. Абсурдный вывод, от которого у Азалии пропадал дал речи! И не только у неё.
Продолжая тихо наведываться к саду на краю, Азалия видела, что теперь последний не всегда был один: иногда к нему приходили Ирис, Жасмин и Колокольчик, реже – Амариллис. Первый вызывал у Азалии одновременно восторг и непонимание. Он был готов до хрипоты спорить со всеми духами и садовниками, лишь бы доказать, что нет в Последнем ничего опасного. Настоящая опасность – тупая жестокость и слепая вера в пущенный кем-то слух. При таком-то старании можно самостоятельно вырастить врага из самого невинного создания.
Ещё бы Ирис не стал вместе с тем доказательством бесполезности противостояния мнению общества. Никого он не сумел образумить, зато настроил некоторых против себя. Поэтому, когда при встрече Ирис решил узнать позицию Азалии, она выбрала уйти от ответа. Соврать не позволила совесть, сказать правду – трусость. А на душе всё равно стало очень-очень тяжело.
Роза уже не просто серела, на ней почти не осталось белого, зато начала проступать чернота. Настурция смотрела волком и, кажется, была готова в любой момент исполнить озвученную угрозу. Последний, оставаясь в одиночестве, выглядел всё более опечаленным, обессиленным. Замечая всё это, Азалия не могла отделаться от мысли, что над Миром сгущаются тучи трагедии. Пустота в груди отзывалась на это покалыванием и навязчивым намёком: когда разразится буря, остаться в стороне не получится. Потому что… Дальше шёл провал.
В последнюю встречу Розу уже затянула беспросветная серость, исчерченная глубокой чернотой. Исхудавшая, вялая, молчаливая. Азалия тоже молчала, не находя слов, и, похоже, начала понимать Белладонну. Почти. Всё-таки она просто потеряла после смерти былой запал, – не то чтобы в его существование верилось – тогда как у Розы менялась сама суть. Из Белой в Чёрную. И если бы только это… В тот самый последний раз Азалии померещилась некая чёрная сущность, заключившая Розу в губительные объятия. Опасная и чуждая Миру сущность, от которой веяло чем-то ядовитым… И бездной.
Дыхание бездны Азалия знала достаточно хорошо, чтобы не спутать с чем-то другим. Чтобы его почувствовать, надо очень долго стоять подле этого мрачного моря, в котором, если хорошенько приглядеться, можно обнаружить хаотичные разноцветные вспышки. Откуда она это знала? Иногда ночами Азалия подходила к краю. Не к саду, а к самой бездне. Оставалась там до утра, всё надеясь понять, что же создаёт птиц.
Вместо понимания к Азалии иногда приходил зов. Потусторонний голос начинал звучать в мыслях, но очень гулко и неразборчиво, словно некая преграда мешала зазвучать в полную силу, окутать сетью заманчивых обещаний и утянуть в ловушку. В капкан договора на таких условиях, с которыми больше потеряешь, чем обретёшь. И на это Азалия непроизвольно отвечала: «Спасибо, один такой у меня уже есть».
Роза же ничего не ответила на вопрос о сущности, да и та скрылась так быстро, что впору посчитать игрой драматизирующего воображения. И неважно, что в прошлый раз мнительность обернулась вовремя примеченной реальностью! Всё ещё можно ошибиться, предполагая худшее. Нужно подождать следующего раза, и если уж тогда тоже покажется… То что? Азалия знает, как на это повлиять? Или того, кто повлиять способен? Нет. Заметила она что-то раньше или позже, всё равно в итоге способна пребывать в той же растерянности, что и остальные.
Однако додумывать, как же быть, не пришлось. Следующего раза не случилось.
В день смерти Амала не стало и Розы. Подобно Ирису и Настурции, Азалия тогда была рядом и своими глазами видела, как оплакивающая его Роза полностью почернела и осыпалась подобными пеплу лепестками.
Горка серой бесплодной земли, покрытая чёрными лепестками, – вот что осталось от садовника и духа. Повисшую плотную тишину, пропитанную шоком, ужасом, отчаянием и опустошением разрезал отвратительный скрипучий и громкий птичий крик. Крик, что раньше никогда не звучал в Мире. Над потерявшим хозяина домом пролетела первая серая птица.
К дню, когда первое семя Хаоса попало в почву Мира, Последний не имел никакого отношения.
***
Принимать смерть Розы не хотелось, но у Азалии не было того же упорства, что у Ириса или Настурции. Сразу не найдя росток в ожидаемом месте, не встретив белых роз в розарии, она сдалась и перестала рыскать по Сердцу Мира. Нет так нет. Хоть все глаза высмотри, ничего от этого не изменится.
Вместо этого Азалия отправилась ночью к бездне. Причина желания – загадка даже для неё. Непреодолимая тяга заставила подойти к краю и уставиться на черноту, ныне отчего-то волнующуюся сильнее обычного. В прежде спокойном море зарождался шторм.
Взгляд в сторону и вверх. Судя по свету в окне, Последний тоже не спал. Чем был занят в столь поздний час? О чём думал? Наверное, как и многие, о смерти. Садовники, впечатлённые участью Амала, сейчас только об одном и говорили, а раз Последнему говорить не с кем, оставалось перекатывать мрачную мысль в голове.
«Боится ли он смерти? Или, может быть, ждёт? Видит в ней спасение? На его месте я бы за эту жизнь не держалась…»
Поднявшийся ветер обдал ядовитым дыханием, и Азалия поспешила уйти. Далеко отойти не успела: уловила чьё-то приближение и притаилась, вжавшись в живую ограду, игнорируя впивающиеся в кожу ветки. Лишь лицо ладонью прикрыла. Насторожённо всматриваясь в темноту, она заметила, как в сад Последнего зашла Настурция, а вскоре свет в окне потускнел.
Что она тут забыла? Можно было постоять подольше, надеясь заметить что-нибудь ещё, но Азалия бросилась прочь от сада. Она боялась попасться Настурции. Боялась попасть под горячую руку: в момент смерти Розы нездоровый огонь в красноватых глазах вспыхнул с новой силой, выжигая слёзы, сменяя скорбь безумной решительностью. Вырвавшейся из всяких рамок одержимостью.
В тот роковой день Азалии показалось, что Настурция будет готова не сама шагнуть в бездну, а скинуть в него весь Мир, если Роза не вернётся.
«И первой туда полечу я».
Спустя недели – ещё бы в Мире кто-то отслеживал столь длительные промежутки времени – Азалию снова потянуло к бездне. Она стала ещё беспокойнее, а откуда-то снизу доносились едва уловимые, размноженные эхом резкие птичьи крики. Будто там их раздирали на части и сшивали обратно. С каждым наполненным болью воплем внутрь пробирался холод, проводил когтистой лапой по душе.
Оторваться от созерцания бездны и резко обернуться заставили шаги за спиной.
– А что это тут у нас за цветочек пророс? – протянул Последний с издёвкой и уже строже добавил: – Кто такая и что тут забыла?
Азалия попятилась бы, не вспомни вовремя, что сзади край. Сейчас – в темноте – так запомнившиеся ярко-зелёные глаза показались совсем чёрными. Бездонными и пустыми, как ядовитое море за спиной. Что делать? Как оправдаться? Взгляд заметался, и в этот момент Азалия заметила на поясе у Последнего нож, воздух вокруг которого виделся в разы темнее. И напомнил о той самой сущности, что обвила Розу.