Однако в момент перехода Азалия почувствовала что-то странное. Будто… И её память вновь затягивает непроглядной пеленой.
Гиацинт знал, что так будет, однако рассказывать не стал. Не хотел или не мог – никто уже не узнает. Но чтобы Азалия смогла исполнить долг, чтобы разрыв души прошёл удачно, по приказу Порядка он обрезал ещё одну связь. Ту, за счёт которой и Азалия помнила о Мире.
***
Она всё время чувствовала себя потерянно. Преследовала мысль, что нужно обязательно что-то сделать, но ничего конкретнее вспомнить не получалось. Из-за этого даже в самый безмятежный день на фоне назойливо жужжала тревога и казалось, будто время уходит.
Наполовину пребывая в мыслях о посторонних вещах, она поправляла на полке товары, неаккуратно сдвинутые прошлыми посетителями. Украшения ручной работы настолько очаровывали и завораживали, что не ровен час самой начать делать подобное, а не только раскладывать по полкам чужие творения. Звякнув колокольчиками над дверью, в магазинчик вошёл аккуратно одетый молодой человек со светло-русыми волосами. Она поздоровалась и вернулась к кассе, внимательно следила, как он ходит от полки к полке, рассматривая украшения внимательно, но очень уж растерянно.
– Вам помочь?
– Да, пожалуй, нужно. Я ищу подарок невестке, но мало понимаю в украшениях…
Ага, подарок значит. Она кивнула и начала задавать уточняющие вопросы. Молодой человек часто надолго задумывался, явно с трудом вспоминал чужие предпочтения и привычки, но всё же отвечал старательно и подробно, чем очень облегчал поиски. Остановились на шпильках, раз уж невестка часто собирала волосы в пучки.
Собирая с разных полок подходящие украшения, она постоянно ощущала на себе взгляд. Внимательный и заинтересованный, однако не вызывающий дискомфорта. Молодой человек определённо хотел что-то спросить и, наконец, решился:
– Позволите узнать ваше имя?
– Альбина.
========== Глава 43. Призрачная правда ==========
«Ядовитый цветок, твоя участь – оплакивать тех, кого больше некому проводить в последний путь», – эти слова въелись в её сознание с момента рождения.
Окутанная белой дымкой женщина, подобная хрупкому цветку. Безобидному, беззащитному. Ни острых шипов, ни прочной коры. Бледная, тихая, готовая равно относиться ко всем, протянуть руку всякому нуждающемуся, выслушать любую историю. Стать компанией для того, от кого отвернулись все.
Её прикосновения могли принести покой, но чуть увлечёшься, промедлишь, и тот станет вечным. Она жила в уединении и ухаживала за садом – единственным островком жизни, готовым её принять, но иногда приходилось привечать гостей. Или – чаще – самой наносить безрадостный визит.
Не привыкать ей было к ругани, бесплотным попыткам прогнать. Положение диктовало терпеливо ждать, пока последние силы неизбежно покинут тело, чтобы закрыть глаза очередному брошенному и покинутому. Однако встречались и те, кто спокойно смотрел в лицо уготованной судьбе и не терял редкий, хоть и бесполезный теперь, шанс побеседовать с иным существом. Такие чаще всего и посещали «сад скорби», как прозвали это место во многих языках.
– Почему ваша улыбка всегда кажется печальной? – спросил её как-то путник.
Она окинула скорбным взглядом молодого мужчину, чей жизни срок почти истёк. Отправился ли он в странствие, зная о скорой смерти, или же не подозревал, что та дышит в затылок? Должен подозревать. Не похоже, что не знал, где и перед кем оказался.
– Я встретила много тех, к кому испытала искреннюю симпатию, однако все они слишком быстро покидают меня, – поведала искренне.
К смертям она также привыкла – а как тут иначе? Да к другому привыкнуть не получалось: даже за короткое время можно понять, близок ли тебе собеседник, хочется ли сблизиться. Ей хотелось. Не так уж редко. Но несостоявшийся друг умирал у неё на глазах. Как бы она ни хотела найти смертных друзей, судьба ядовитого цветка – жить в окружении мёртвых тел.
– Знаете, – путник подсел к ней на скамейку, – а вы совсем не похожи на те статуи.
– Творцы любят приукрашивать реальность.
– Сомневаюсь, что дело в этом. Как по мне, главное отличие в том, что смотрят они в основном только на одну вашу сторону.
Задумчиво улыбаясь, путник рассказал, как, узнав о близости неизбежного, пустился в дорогу. Он желал больше узнать о смерти, чтобы подготовиться к ней. Познакомиться с каждым ликом и, возможно, хотя бы выбрать определённый конец, раз уж выбора жить дальше ему не дано. Так и оказался здесь.
– Вы же без причины сами не убиваете, хотя можете. Зато делаете смерть менее одинокой и для кого-то благодаря этому менее страшной. А ещё облегчаете страдания, когда больше некому их сократить. Изображать вас стоит совсем не холодной или пугающей. Мы все обязательно попадём в руки смерти, но разве среди возможных вариантов ваши не самые заботливые?
Слова путника не стали для неё открытием. Не он первый и не он последний пришёл к такой мысли. Да ведь ничего оно для неё не меняло – образ в обществе ни на что не влиял и едва ли волновал, а все «познавшие другую сторону» долго после признания не жили. И всё же всегда с улыбкой благодарила за понимание.
– Спасибо, что разглядели это. Я действительно существую не чтобы нести смерть, а чтобы быть попутчиком для идущих к ней. Но пока не настал момент проводить вас, не расскажете ли ещё, о чём узнали в пути?
– Раз вам интересно, то с радостью! – бодро согласился путник.
Вскоре земля сада приняла в себя ещё одно тело.
***
Чужая энергия разлилась в воздухе, заставляя напрячься. Таким образом в сад заявлялись только собратья, но на сегодня ничей визит запланирован не был. Она напряглась, догадываясь, что будет далее. Кто. За короткой вспышкой последовал смешок, и в саду появилась надменно улыбающаяся женщина с переменчивым ликом. По крайней мере, сегодня это была женщина. Рыжие волосы горели на солнце и, казалось, пламя это вот-вот перекинется на растения. Красные глаза блестели рассыпанными под яркими лучами кровавыми рубинами.
– Ха! Ты как всегда здесь. – От насмешки в голосе внутри закололо раздражение.
– С чего бы мне тут не быть? – поинтересовалась она, напряжённо наблюдая за действиями гостьи.
Та протянула руку и грубо обломила ветку сиреневого куста. Лоскут коры слез, подобно содранной коже, обнажая нежную зелёную плоть. Захотелось ударить по руке, но запястье оказалось перехвачено, стоило только поймать мысль. Гостья, посмеиваясь, провела по щеке душистой цветочной гроздью. Удивительно, как в мягком касании может ощущаться столько скрытой угрозы.
– Только слабаки выбирают жить среди смертных. Знаешь ведь, что о тебе поговаривают? Как разочарованы в тебе сёстры? Самая позорная из всех смертей. Самая бездарная… – как дурманил сильный запах цветов, путая мысли, так и слова текли ядовитым мёдом, один глоток которого переплетёт правду и вымысел так, что не отличишь одно от другого.
Слишком дешёвый трюк. Слишком знакомый. Едва начавший сгущаться дурман растаял как дым на ветру. Она высвободила руку и сделала шаг назад. Обычную мягкую меланхоличность во взгляде сменила колючая жёсткость.
– Есть только в твоих фантазиях, – грубо ответила она. – Я прекрасно осведомлена, что с моим пребыванием здесь нет никаких проблем. Мне неинтересно жить среди собратьев, как и не хочется лишний раз сталкиваться с тобой.
– Какой очаровательный способ попросить наведываться сюда чаще.
Гостья не унималась, продолжая наступать и заставляя пятиться. Не удавалось понять, какое именно чувство выражал блеск в её глазах, но от него становилось неуютно. Неприятно. И как только другие, а особенно уязвимые смертные, умудрялись проникнуться доверием к этой женщине?
– Попросила бы вообще не наведываться. Почему ты не отстанешь от меня?
Гостья снова рассмеялась, увидев, как она, наткнувшись на скамейку, вынужденно села. Нависла, опираясь руками в спинку и, склонившись к уху, прошептала со змеиной интонацией:
– Потому что меня безумно привлекает то, над чем я не имею власти. Поддайся. И тогда, быть может, я от тебя отстану.