Вариант скинуть решение на другого всё ещё выглядел привлекательным, однако исчезнуть из-за этого… Уже не то, на что Азалия готова с лёгкостью согласиться. Иначе бы выбрала самый простой способ избежать ответственности: умерла.
– П-понятно… Спасибо за предупреждение. Я… Я, наверное, пойду? Мы вроде всё обсудили…
Хотелось поскорее оказаться наедине и всё обдумать. Без лишних свидетелей, давящих одним своим присутствием, неважно, сведущие они или нет, заинтересованные или беспристрастные. Ведь одни ждали ответа, другие заставляли вспомнить: в опасности не только кто-то и где-то, о ком потом в новостях услышишь, но и близкие. Отдельная категория личностей просто пугала.
– Уже? – с искренней печалью уточнила Аламея. – Как жаль. Но не смею тебя задерживать. После услышанного определённо надо привести мысли в равновесие. К тому же… Кое-кто хотел бы встретиться с тобой… – добавила тише.
Вместо ответа Азалия только нервно кивнула. Да, Аламея как раз из последних. Сколько бы полезного она ни могла рассказать, неуютно находиться рядом с не только незнакомой, но и настолько… Своеобразной сущностью. Вид оборванных нитей и слова о смерти для инициации никак не шли из головы. Нормальные люди после смерти не пьют как ни в чём не бывало чай. И не рассуждают о судьбе мира так, словно их конец не затронет.
Стоило бы вернуться домой. Вместо этого Азалия отправилась на кладбище – чудесное место для уединения. Дома можно встретить сестру, а из общественных мест там и посетителей меньше всего, и в мысли свои погружены они особенно сильно.
От входа – налево. По дорожкам, на которых всё меньше и меньше следов. Мимо оградок, сугробов, виднеющихся из-под снега искусственных венков. Надгробий: побитых временем и почти новых, с надписями и застывшими лицами. Голых деревьев, проводивших в землю уже не одно поколение, и невозмутимых зелёных елей. К памятникам людей, вновь оказавшихся рядом после смерти: Ирен и Фрай Флойрис.
Дедушку не застала даже Роза. Азалия знала его только по фотографиям – от их вида каждый раз накатывала тоска. Почему человек со столь светлой улыбкой и добрыми глазами ушёл так рано? Успел увидеть только, как Каспер и Мартин пошли в школу. Вскоре умер в результате неудачной операции. В последние годы жизни бабушка любила с грустной улыбкой вспоминать, как Фрай часто говорил, что мечтает увидеть внуков. Тогда она со смехом напоминала: его собственным детям ещё расти и расти, так что ради мечты придётся долго жить вопреки всем недугам.
«Но жизни ожидаемо нет дела до наших желаний. Просто сильно хотеть недостаточно, а иногда бессмысленными оказываются вообще любые усилия».
И жизни, и богу. Только сейчас Азалия поняла: она не спросила у Аламеи, по воле какой именно сущности должна стать спасителем. Но разве ответ не очевиден?
– Бабушка, – прошептала, смотря на портрет, – если я должна ввязаться во всё это по воле бога, то что в нём доброго? Ты говорила, что он мёртв, но какая ещё высшая сила может решать за других? Разве добрый родитель бросает своих детей? Заставляет ни с чего разбираться с чужими ошибками? Бабушка, может, те древние, о которых ты говорила, поступили правильно, отвернувшись от него?
Кого обвинить, чтобы стало легче? С кого потребовать ответ? Кого бессильными криками заставить любыми силами отменить приближение конца, последствия его предвестников?
«А что сделала я? Какое у меня есть право спрашивать с других, если по жизни я только убегала и закрывала глаза? А если подобными действиями я уже кому-то навредила? Так увлеклась бегством, что отвернулась даже от близких. А если бы я не боялась видений, то, может, не пребывала бы сейчас в такой растерянности? Я боюсь ответственности, но… В конце концов, не справлюсь – хуже не сделаю. Конец-то предначертан. Надо… Надо попробовать. И опустить руки, и отдаться под чужой контроль всегда успею».
– Если справлюсь, смогу с чистой совестью до конца жизни отворачиваться от всего, что не хочу видеть. Ведь тогда сделаю для завтра больше, чем кто-либо.
Азалия поджала губы. Какая жалкая причина. Впрочем, здесь не перед кем играть в благородство, себя же возвышенными речами не убедить. Хотя отмеренный на принятие решения срок ещё не прошёл, завтра она отправится к Аманде. Чтобы не успеть передумать.
Стоило немного отойти от могилы, как в глазах потемнело, закружилась голова. Азалия застыла, стараясь сохранить равновесие. Искусственно вызванные видения всё-таки дали о себе знать. Слишком холодно, чтобы лежать на земле. Где здесь ближайшая скамейка? Кажется, если пройти направо… Ну же, давай, шаг, ещё… Она запнулась о собственные ноги.
– Эй! Что с тобой?
«А?» – плывущее сознание ответило вялым недоумением на раздавшийся рядом голос, а ещё слабо удивилась – что-то как-то снег не морозит лицо. Зато… Тело обхватили чьи-то руки?
Азалия понятия не имела, сколько прошло времени, прежде чем пришла в себя, сидя на скамейке и привалившись к кому-то. Подняв голову, увидела молодого человека примерно своего возраста. Мягкие черты лица, средне-русые волосы неряшливо торчали из-под жёлтой шапки, большие беспокойные голубые глаза, рисунки звёзд на скулах, яркая жёлто-бирюзовая куртка. Незнакомец казался таким уютным, что Азалия совсем не почувствовала страха. Только неловкость за причинённые неудобства.
– Спасибо, что довели. И извините… Я… Надеюсь, я не доставила вам проблем?
– Нет-нет! – Голос у него оказался под стать внешности мягким и приятным. – Совсем никаких проблем. Гораздо важнее: тебе уже лучше?
– Д-да, уже порядок… Просто посижу ещё немного, чтобы наверняка.
– Тогда не против, если побуду рядом?
– Не могу же я вас прогнать с общественной скамейки, – неловко отшутилась Азалия.
– Я не хотел быть навязчивым! – спешно воскликнул он и даже немного отодвинулся. – Просто беспокоюсь. О, раз у нас ещё есть время… Как тебя зовут?
– Азалия. А вас?
– Яльмер. И… Может, лучше на «ты»?
– Ох, пожалуй… – со слабой улыбкой она отвела взгляд. Слишком привыкла «выкать», делая это, даже когда собеседник обращается иначе, хотя не считала такую вежливость всегда уместной. – Н-наверное, можно.
– Прости за нескромный вопрос, а ты тут к кому?
– Бабушку с дедушкой навестить решила. – Вместе с ответом Азалия кивнула в сторону могилы.
– Понятно. Я тоже к своим пришёл – хотел снег с памятника стряхнуть.
Молчание. Азалия рассматривала Яльмера. Тот – растущее неподалёку дерево. Они уже пересекались? Нелюбовь смотреть в лицо иногда мешала запоминать людей. Впрочем, он вполне мог захаживать в цветочный – каждого посетителя не упомнишь. Тут и взгляду кроме куртки и звёзд зацепиться не за что. И всё равно что-то смущало.
– Я тоже спрошу… Мы не могли встречаться раньше?
– Сомневаюсь, в Лёйхен я приезжаю только на кладбище, – неуверенно ответил Яльмер и тут же добавил: – А! Постой! Ты случайно в цветочном не работаешь? – Она кивнула. – То-то лицо знакомым показалось. Бывал у вас, но никогда не заходил надолго.
– Понятно. Ещё раз спасибо, Яльмер. Пожалуй, пойду. Хорошего дня.
– И тебе. Надеюсь, ещё увидимся! – кинул вслед.
Уходя, Азалия не сдержалась и обернулась ненадолго. Почему Яльмер продолжал смотреть вслед с таким беспокойством? И весь разговор теребил рукава, словно хотел сказать что-то ещё. И для кого тот букет с лавандой, барбарисом и веточками мирта?
========== Глава 8. Миры, цветы и боги ==========
Ирен и трое детей неспешно шли по оживлённой улице, полной разнообразных магазинчиков. Азалия крепко держала её за руку, страшно боясь тут же потеряться, если хоть на мгновение отпустит, и с интересом рассматривала витрины – бывать в центре доводилось нечасто. Роза и Рон шли чуть впереди, споря о том, крекеры какой формы вкуснее.
– Бабушка, а к чему это готовятся? – спросила Азалия, заметив за очередным окном венок с фиолетовыми лентами.
Из зимних праздников она знала Новый год, но тот уж с месяц как прошёл, да и выглядели украшения как-то слишком сдержанно, может даже мрачно. Дома таких встречать не доводилось. Они остановились. Бабушка посмотрела на венок, нахмурилась и чуть крепче сжала детскую ручку.