Снова кивок. Вскоре закрылась входная дверь. Медленно стягивая пальто, Азалия окинула взглядом гостиную. Давно ей доводилось бывать в этой квартире, но здесь как будто почти ничего не изменилось, только беспорядка стало больше.
***
Эпоха благословенной гармонии сменилась эпохой неутолимой алчности. Народы научились заключать силу благословений в реликвии. Создатель быстро заметил, что призывы к нему участились, забеспокоился – неужели у детей настали настолько трудные времена? Странно, он ведь чувствовал состояние мира, а то не изменилось. Поэтому отправился посмотреть с близкого расстояния и убедился: всё спокойно.
Поразмыслив, Создатель решил, что сотворение реликвий – хорошая идея. Трудные времена обязательно настанут, и тогда определённо пригодится возможность получить помощь без прямого обращения. Так быстрее.
Долгое время Создатель внушал себе, что дети всего лишь проявляют благоразумие, свойственное заботящимся о будущем взрослым. Всё правильно. Так и надо. Но… С каждым годом обращений за благословениями становилось больше. Создатель начал ощущать слабость и… Доселе незнакомую боль.
Когда народам становилось мало собственных реликвий, они шли отбирать чужие. Показателем величия цивилизации стало количество святых сил в её распоряжении. Так на планете начались войны. И каждый участок земли, обагрённый кровью любимых детей, Создатель ощущал глубокой раной на собственном теле.
Решение далось тяжело, но Создатель стал реже отвечать на мольбы. Подумал, что таким образом удастся усмирить жадность детей, они начнут больше ценить дары свыше. Святая наивность! Как только реликвий стало меньше, а жизнь – тяжелее, ужесточились и войны. Он понял, что редкость лишь усиливает желание завладеть, а потому вернулся к старому сценарию и снова безмерно делился благословениями с миром.
Оттого ненадолго вернулся мир. Народы взяли передышку, дабы восстановить силы, но молитв стало ещё больше. Давно отказавшийся от всесилия Создатель медленно угасал – ему ведь тоже необходим отдых, иначе наступит истощение. Но если выбирать, кого жалеть, он несомненно отдаст предпочтение детям.
А дети… Они решили, что есть кое-что гораздо лучше реликвий. Зачем запечатывать священную силу в предметах, если можно раздобыть её источник? Самый искусный в магии народ сумел найти и распознать Создателя. А тот… Не сумел воспротивиться плену, ведь не мог вредить детям, а следовательно – дать отпор. К тому же, на задворках сознания зародилась мысль: если таким образом одна из цивилизаций станет сильнее, может, ей удастся если не искоренить, то хотя бы уменьшить количество войн?
Надежды его оправдались. Ненадолго. Но то малое время кандалы не тяготили его, а сад не казался темницей. То малое время он жил в самообмане, что мир снова такой, каким и хотелось видеть его при создании.
========== Глава 22. Желания и надежды ==========
– Иногда я вижу очень странные сны, – признался Рон.
Они сидели вдвоём на веранде – полдничали. Альбина оставила на столе чай, сырники с вареньем и ушла заниматься домашними делами, с шутливой строгостью напомнив детям не разбегаться. Май радовал теплом. Нижнюю ступеньку и ведущую к дому дорожку покрыли, подобно снегу, вишнёвые, сливовые и яблоневые лепестки, а ветер доносил запах черёмухи.
Азалия отвлеклась от попытки нарисовать вишнёвым вареньем на сырнике улыбку и с удивлением глянула на Рона. Да, утром она рассказала о том, что сегодня во сне долго бегала за маленькими зверьками по сказочному лугу, да и в целом часто видит себя способной на долгую физическую активность – вот уж точно невероятные сцены из грёз. После же поинтересовалась, что обычно видит Рон. Он ушёл от ответа, так почему вернулся к разговору сейчас?
– Снам положено быть странными. Разве нет? – уточнила Азалия.
– Да, но… – Рон уставился в тарелку, поджал губы. Редко он такую робость проявлял, захотелось ущипнуть себя, проверить – не порождение ли это дневной дрёмы? – Я там как будто… Не совсем я. Только не так, как оно обычно бывает во снах. Оно такое… Реальное? – Рон провёл вилкой по вареньевому следу на тарелке, что-то вырисовывая. – Очень там всё взаправду ощущается. И я в этих снах всё время работаю в каком-то большом саду. Один. И очень-очень редко с кем-то разговариваю. Их, кажется, двое. И они отличаются от людей.
– Может, тебе на деле хочется стать садовником? – ничего другого Азалия предположить не смогла. Вряд ли Рон видел такие сны, потому что на ночь очень много на цветочки смотрел и книжки о них читал.
– Да ну тебя! Какой из меня садовник? – возмутился Рон. – Мама говорит, со мной и кактус не выживет.
– Ты просто не пробовал! Я вот очень даже представляю тебя в саду.
– Ты слишком хорошего мнения о людях, – проворчал в чашку. – Всё равно лучше бы место то не видел.
Азалия покачала головой. Она бы совсем не отказалась посетить сад что во сне, что в жизни. Лишь бы цветов побольше было. Среди них спокойнее и в некотором смысле… Словно возвращаешься домой.
– Знаешь, не бери в голову. Это просто сны. Даже не страшные.
Рон молча вздохнул и потянулся убрать лепесток, впутанный ветром в волосы Азалии. Будто снова решил что-то замолчать. Она перехватила его руку, сжала и попыталась приободрить улыбкой.
***
Азалия уже бывала в этой квартире, потому что Висальдеры жили здесь до переезда, а она иногда приходила к Рону в гости. Человека, выросшего в частном доме, пятью комнатами и двумя ванными не впечатлить, и всё же в окружающей обстановке отлично улавливалось прекрасное материальное положение семьи. Качественная мебель привлекала не следованием быстротечной моде, а способностью сохранять достойный вид в течение многих лет. Технику же в основном заменили на более современную. Вполне в духе Фредерика: он любил повторять, что зарабатывает деньги для блага семьи, а не чтобы числами любоваться.
«Но сейчас, как я понимаю, Серина живёт отдельно, а Рон не особо любит убираться», – подумала Азалия, обратив внимание на слой пыли на полке под телевизором. В воспоминаниях эта квартира также отличалась близким к идеальному порядком.
И всё же знакомая обстановка помогала вернуть душевное равновесие. Конечно, основная заслуга принадлежала принятому успокоительному. Действительно сильному, раз при воспоминаниях о пространстве Хаоса не накатывала паника. Только терпимая тревога, успешно подавляемая напоминанием: всё было иллюзией. Азалия старалась не думать, что будет, когда действие лекарства закончится. И какие этой ночью явятся сны. Утешало одно: в них ощущения не настолько реальные.
Сейчас же стоило повесить верхнюю одежду в гардероб, зайти в ванную помыть наконец руки и под ярким светом оценить всю неважность внешнего вида – синяк и порез на щеке даже ей красоты не добавляли, хотя и продолжали ловко вписываться в общую картину, да поразмышлять над дальнейшими действиями.
Последнему пункту помешал звонок в дверь. Азалия дрогнула. Неужели Нерисса? Стараясь не издать ни одного лишнего звука, она подошла к экрану, подключённому к внешней камере, и выдохнула: за дверью стояла Серина. Но как с ней быть? Подождать, пока уйдёт? Сложно объяснить своё нахождение в квартире человеку, для которого стала чужачкой – в этом моменте сомневаться не приходилось, с какой бы тяжестью ни давалось осознание. Но вдруг что-то случилось?
Пока Азалия сомневалась, Серина перестала звонить и сама открыла дверь. Застыла на пороге, впрочем, сильно удивлённой не выглядя.
– Здравствуйте. Вы новая девушка Рона?
Азалия кивнула раньше, чем осознала услышанное. Что ей ещё оставалось? Лучше принять роль, в которую готовы поверить, чем выдумывать иную убедительную ложь. Разговаривать с Роном всё равно придётся – тогда и объяснится, если недопонимание возникнет. Серина же нахмурилась, смотря на пострадавшую щёку.
– Я правда не хочу лезть не в своё дело, но… Он вас… У вас всё хорошо?