– Знаешь, я вот подумала, – размеренно заговорила Аманда успокаивающим голосом, – хотя, конечно, твоя роль обусловлена конкретным происхождением, думаю, на самом деле не менее важна и натура. Настолько противоположная тем, кто довёл до беды. Ты не можешь желать смерти врагу, а они желали её невиновным. Честно, мне сложно до конца понять это. Я бы не простила. Не пожелала спасения. Но я тоже не судья. И даже не могу оправдаться тем, что пыталась предотвратить беду. Потому что в действительности большую часть времени по мирам ходила. Ты же – другое дело. Ты сама согласилась огребать за нас всех. Так кто имеет право упрекнуть тебя в суждениях, не соответствующих чужим ожиданиям? Миру нужен тот, кто способен на сочувствие, принятие и к врагу, и к незнакомцу. И если решение будет за тобой, ты вольна принимать любое.
Азалия подняла голову, надеясь, что выражение на лице хоть немного адекватнее маски впавшего в немую истерику клоуна. Что глаза не покраснели и губы не дрожат. Её снова утешают. Она снова всего лишь нытик, нуждающийся в поддержке после каждого шага. За любым слегка смелым поступком следует яма истинной слабохарактерности. За каждой дерзкой фразой – панические бормотания.
– Жасмин, кажется, что-то похожее говорил. Что Миру, доведённому до беды равнодушием и предрассудками, нужен кто-то сочувствующий. Хотелось бы, чтобы так оно и оказалось, – тихо ответила Азалия и попыталась изобразить слабую, но чистую улыбку.
Узоры на руках Аманды слабо замерцали, и по телу Азалии прокатилась приятная, слегка покалывающая волна. Разлилась между рёбрами не столько спокойствием, сколько уверенностью. Надёжной опорой для убеждений. Волей. Готовностью сохранять веру в свои взгляды и желания, не пытаясь обкорнать их, лишь бы подогнать под чужую систему мер. Короткое, но такое одухотворяющее, освежающее чувство, что вскоре улыбка стала искренней.
– Спасибо. Ваше участие на самом деле помогает мне.
– Все мы, собравшиеся здесь, хотели бы иметь возможность помочь чем-то ещё.
Тут бы, может, спросить: «А толку от хотелок?» Хотеть можно чего угодно, да действия важнее. Но, во-первых, Азалия не чувствовала морального права бросаться такими обвинениями и не находилась сейчас в оборонительной позиции, когда лишь бы кольнуть собеседника, неважно, насколько оправданно. Во-вторых, прекрасно видела, насколько ауры духов – особенно Аманды – тусклее, чем у духов в Мире. Бессовестно обвинять в осмотрительном использовании ограниченных ресурсов.
Всё самое важное уже было обсуждено. Можно вставать и уходить – ничего не держало, зато тянуло домой. Как откровенный домосед, Азалия не привыкла так часто и надолго покидать своё «убежище», мотаться по чужим квартирам или возвращаться только для сна. Но почему-то захотелось плавности, не обрывать резко, не заканчивать на ноте сомнительной тональности, а сменить тему. Поиграть в приятелей, способных говорить о разном, а не в сообщников, связывающихся только по делу.
Пока Аманда возвращалась на своё место, Азалия смотрела на Дельфов. Больше – на Дальрена, который присел на край стола Аманды, за что заслужил от неё недовольный взгляд и тычок карандашом в бедро. Проигнорированный. Он же ездил в Небелфлен с Розой, так что может знать подробности. Конечно, если очень личное, та могла не посвящать, однако при виде их взаимодействий чувствовалась близость, хотя романтической назвать её получалось с натяжкой.
– Как прошла поездка? Кажется, и в Розе что-то измениться успело.
При упоминании Розы выражение лица Дальрена тут же смягчилось и повеселело, а в глазах как будто зажёгся огонёк. Азалия почувствовала, как в глубине сознания начал зарождаться важный вопрос, сформировать который прямо сейчас она не готова.
– Ты права: изменилось, – подтвердил с кивком. – Не думаю, что могу вдаваться в детали вместо неё, скажу только, что ей не только удалось узнать о матери, но и облегчить кое-какую ношу. Думаю, скоро она с тобой всем поделится.
Азалия вспомнила, как прямо перед инициацией Роза писала о намерении рассказать что-то важное в кругу семьи. Занятно, Азалия ведь тогда сдержала обещание постараться – успела, да вот выпала из списка тех, с кем можно делиться важным и личным. Но как этот момент обыграла магия? Создала фальшивое воспоминание о присутствии? Придумала причину для отсутствия? Не угадаешь. Зато имелась догадка, о чём могла пойти речь.
– Из-за видений я знаю, что Роза – оборотень, – начала Азалия, предполагая, что если Дальрен и не в курсе, то либо догадывался об иной сущности, либо нормально этот факт воспримет, – и потому просто хочу уточнить: её ноша связана с оборотничеством?
– Раз уж сама поняла, то мне нет смысла завышать секретность, – усмехнулся Дальрен. – Связана. А как давно ты это знаешь?
– Не так уж… Подозрения о сверхъестественном возникли давно, но долго отвергались. Только в последний месяц я решилась рассмотреть ауру. И сделала выводы.
– Что ж, хорошо, что ты всё-таки сделала это. – Дальрен соскочил со стола и прошёл обратно к дивану, по пути потрепав по волосам Диона, поднял тёмно-фиолетовую кожанку. – Кстати, как насчёт того, чтобы мы тебя покинули до дома? Эй, Ама, тебе ещё Дион нужен?
Аманда отвлеклась от экрана, потом быстро глянула в угол, видимо, на часы, на Дельфов и за окно.
– Нет, идите отдыхайте уже.
– Ты тоже слишком за работой не засиживайся. Пока мир существует, никуда она не убежит.
– Да-да. Список на изучение оформлять закончу и пойду. Так что кыш давайте, – с улыбкой отмахнулась она. – Быстрее свалите – быстрее сосредоточусь.
– И не вздумай передумать и призвать шкета!
Посмеиваясь, Дальрен первым покинул кабинет. Азалии и Диону потребовалось чуть больше времени на реагирование, особенно первой – она ж так и не ответила, хоть и не собиралась отказываться. Пришлось спешно прощаться, подхватывать вещи и нагонять Дальрена.
Пришлось поднажать, потому что притормозить и подождать он явно не собирался, зато в спешке не было времени отвлекаться на пустые коридоры и много где потушенный свет, снова ловя странное неуютное ощущение. Теперь уже не человека со сбившимися часами, а того, кто незаконно пробрался ночью в закрытое здание и теперь пытается не столкнуться с припозднившейся уборщицей, охранником или собственной буйной фантазией.
Уже в машине, заняв вместе с Дионом задние сидения, Азалия, нервно сминая шапку и радуясь мешающему разглядеть лицо мраку, всё-таки решилась задать вопрос:
– А вот если всё хорошо закончится, и вы сможете вернуться в Мир как есть, не переродившись, вы не боитесь снова стать тенями? Просто я… Видела жизнь Дельфиниумов. После пережитого самой это выглядело… Ну… Достаточно страшной участью.
Дальрен только хмыкнул и сделал потише музыку, решив не отвлекаться от дороги на болтовню и дать слово брату. Дион покачал головой, а краткая полоска света от фонаря позволила на миг уловить смиренную улыбку.
– После этого мира, конечно, придётся заново привыкать к своей настоящей жизни. Не могу сказать, что меня совсем не пугает вновь потерять голос для окружающих, оставаться незамеченным. Только перерождение позволит не сравнивать «как было» и «как есть», но, знаешь, если вернуться к жизни в тени значит больше не переживать о судьбе Мира, ведь он стал прежним, больше не умирает и способен расцвести так же ярко, как и раньше, то оно того стоит. Лучше потерять голос, чем дом.
«Да, на самом деле их дом там», – этого небольшого осознания хватило, чтобы сформировать зародившуюся мысль: мир Дельфов и Аманды не здесь, в реальности духи не являются его частью, а вписаны магией. Но магия способна забрать так же легко, как и дать.
– А что… Что же тут будет, когда вы уйдёте? – голос дрогнул, но Азалия сделала над собой усилие, сглотнула застрявшее в горле волнение и продолжила: – Ваше дело, люди, с которыми вы за эти годы построили отношения… Все связи правда будут стёрты? Вот так просто? В один день я проснусь и не найду ни одного доказательства вашего существования?
Сложно представить, что можно вот так стереть ту же главу издательства: у неё связей побольше, чем у Азалии, но если магия одним взмахом может и все воспоминания подменить, и документы уничтожить, ожидать стоит чего угодно.