Постепенно растительность сменялась кристаллами: так проявляла себя упорядоченность и на физическом, и на магическом уровне. Белая понимала это и всё равно с интересом смотрела по сторонам. Красиво. Ровные линии, игра солнечных бликов на гладких гранях, чистота, позволяющая видеть насквозь. Сохранить бы столь необычную картину в памяти, потому что без неё Белая и не подумает прийти сюда снова. Дорогу не найдёт или достаточно решительности.
– Это… – Белая не смогла подобрать слова и просто показала на кристальную стену, внутри которой виднелся кто-то похожий на Жасмина.
– Мы очищаемся здесь, прежде чем оказаться в ростке, – пояснила Белладонна.
– Стены, заполненные мертвецами… Не самое приятное зрелище. Жуткое. – Белая поёжилась и спешно отвела взгляд.
– Ты такая впечатлительная, – усмешка, – сказала бы даже: робенькая. И как смелости хватило сунуться куда не позволяли?
– Я же не думала, что на такую мелочь обратят внимание свыше. И по ту сторону ничего страшного не ожидала.
– Ещё удивительнее, что такой трепетный цветочек – страж врат. Или ты из тех, кто ходит только по благополучным мирам, чтобы подсказать, как сделать ещё лучше? Что ж, такие тоже нужны.
Белая предпочла не отвечать. Она не выбирала становиться стражем, и роль свою выполняет так, как положено, – недовольства никто не высказывал. А что до пренебрежительного, слегка насмешливого тона Белладонны, так есть тут доля правды: кем-то сильным и смелым Белая точно не выглядела. И не пыталась.
Шаги Белладонны, звонко отражающиеся от стен, резко затихли, когда до зала в конце коридора осталась всего пара-другая метров. Белая вопросительно вскинула брови, мол, что случилось? И зачем так меняться в лице? Уверенная улыбка сменилась скривлёнными губами, а глаза забегали.
– Мне сказали только довести, а не заявляться вместе, поэтому дальше иди одна. И… – Белладонна замялась. Весь её вид говорил о том, насколько ей хочется поскорее покинуть это место. И не хочется даже смотреть в сторону зала. – Знаешь, лучше просто молча выслушай его. Не пытайся спорить или что-то доказать. Это как говорить со статуей. Но очень-очень сильной статуей. Если у его терпения всё-таки существуют границы… Можно умереть по-настоящему.
«Стать первым окончательно умершим духом? Хоть в чём-то отличилась бы».
– Раз ты так говоришь… Наверное, стоит учесть, – ответила Белая с неуверенным кивком.
Белладонна фыркнула, явно посчитав неуместным слово «наверное» и подтолкнула в спину, намекая не мяться и не оттягивать неизбежное.
– Удачи. Может, ещё увижусь с тобой.
«Надеюсь, нет, если это означает, что я снова попалась на нарушении».
Проходя в идеально круглый зал, пол которого впору использовать вместо зеркала, Белая обратила внимание на то, как неприятно отдаётся внутри неестественная чёткость и правильность каждой линии. Словно место это создал маньяк, выверяющий расположение каждой пылинки. Что-то внутри замирало, каменело и вместе с тем тревожно дрожало, желая вырваться наружу в чуть более хаотичный мир.
Существо в центре Белая сначала приняла за статую. Подобно залу, всё в нём казалось каким-то неестественным и высеченным из кристалла. С равномерно рассеявшейся дымкой внутри. Но хоть не каждая статуя может похвастаться живым взглядом, кожей к которой, кажется, прикоснись и ощутишь мягкость, тепло, даже у них лица выражали больше эмоций. И, осознав это, Белая… Облегчённо выдохнула.
Белладонна не права: у такого существа нет и не может быть границ терпения. Слишком уж это будет по-живому. Здесь же такая пустота, что можно не разыгрывать благоговение, не падать на колени, надеясь польстить высшей сущности, заслужить милость. Можно не изображать робость, слабость, беззащитность, порою облегчающие жизнь за счёт чужого снисхождения, жалости или просто смягчённого сердца.
– Да не увянет… Ха, о чём это я? Едва ли душа есть. Порядок, да? – спокойно поинтересовалась Белая. Ответом ей стал кивок. – Понятно. Не думаю, что мне есть смысл представляться. Для чего вы меня позвали?
– Предложить выбрать судьбу, – голос у Порядка оказался под стать внешности: такой же пустой, ровный, безжизненный.
– Ого, я всё ещё могу что-то выбрать. Способ казни? Тогда я за тот, где меньше мучиться придётся.
– За нарушение ты расплатишься в любом случае. Когда наступит подходящее время для соответствующей цены. Сейчас же у тебя есть два варианта: умереть и забыть то, что знать не положено, или же сохранить эту жизнь и знания без возможности поделиться ими с кем-то ещё?
Подвох очевиден: смерти-то духи не боятся, хоть и не жаждут, а хранить молчание и вместе с тем хранить знание, меняющее восприятие Мира, сложно. Такими открытиями естественным образом тянет поделиться, обсудить, попытаться докопаться до сути. Опять же, не зря от одних правда скрыта, а другие её не помнят. Да, Белая не раз пожалеет из-за невозможности рассказать, но кто способен гарантировать, что она не совершит ту же ошибку в новой жизни? И расплачиваться в итоге будет в двойном объёме.
Впрочем, прежде чем давать ответ, следовало и самой кое-что узнать. Или попытаться. Порядок вполне может решить не отвечать, но это только вероятность, а вот если не задать вопросы, ответов точно ждать не стоит.
– Зачем такая секретность?
– Для чистоты эксперимента: садовники должны добросовестно следить за своим миром, что бы там ни пережили.
«Эксперимента… А мы – тоже какой-то эксперимент? Немного… Неприятно так думать».
– Почему вы так просто мне это рассказали?
– Дальше тебя слова не уйдут.
– Верите в молчание нарушительницы?
– Ты принесёшь клятву. Если выберешь жизнь.
«Можно подумать, я бы стала задавать вопросы, если б решила умереть. Всё равно бы быстро забыла ответы».
– Выберу. Если уж расплачиваться за ошибку, то я хочу о ней помнить, а не донашивать грехи прошлой себя.
– Ты можешь сама по себе успеть умереть раньше.
– Умру – тогда и поговорим. У вас в потайной комнате прислуга спешно приготовления заканчивает, что вы время пустыми отговариваниями тянете? Я решение уже приняла, а у вас нет причин подталкивать меня подумать ещё, даже если оно в перспективе неверное.
– С тобой примечательно говорить, ядовитый цветок. Мало у кого такой длинный и колючий язык.
«Мало за кого приходится настолько додумывать эмоции».
Несмотря на недовольство в мыслях, Белая не могла сказать, что ей не нравится разговаривать с Порядком и хочется поскорее уйти, потому что «это как говорить со статуей». Не нравились ни слова, ни позиция собеседника, но зато здесь получалось чувствовать себя немного… Свободнее? Не думать о производимом впечатлении, не заботиться о чужой реакции или что словами случится задеть, о выстраивании отношений. Для «трепетного цветочка» не зависеть от чужого мнения и свободно наживать врагов – роскошь.
– Мне больше нечем защищаться, – пожала плечами Белая. – Почему вы дали мне такой выбор? Во-первых, я вообще не считаю проступок настолько серьёзным, чтобы и умереть, и расплачиваться. Первое – достаточная цена. Во-вторых, разве для вас не удобнее ни о чём меня не спрашивать? Просто убить и потом использовать? С чего такая щедрость? Разве склонная к преступлениям сущность не должна быть очищена?
– Достаточно заставить тебя молчать. На иные преступления ты не способна. Если же повторишь это – без разницы, покуда никто ничего не узнает. Перерождение же твоё займёт неизвестное количество времени, поэтому может быть упущен момент взимания платы.
– Если вы всегда так разговариваете, то понятно, почему у других языки отсыхают. Ничего не испытываете на самом деле, так притворитесь. Научитесь казаться живым, с вами охотнее будут вести беседы, а не желать поскорее уйти куда подальше.
– Нет смысла.
Белая шумно выдохнула и закатила глаза с выражением, как бы говорящим: «И вот здесь тоже не мешало притвориться». Иной раз притворство лучше правды. Удобнее, приятнее, социально одобряемее.