Субботин поднялся первым, хмуро проронил:
— Ларек больше не присылайте… Одно расстройство…
Заговорив о сенокосе, он потребовал добавить автомашин.
— Где их взять? — пожал плечами Шаров. — Все — у вас.
— Худо возят. То густо, то пусто.
— Ездят гуртом, как на свадьбе! — кричали парни, подходя вслед за бригадиром к председателю. — Наведите порядок!
Субботин поехал с Шаровым в село. По дороге думал о наболевшем. Зря он в тот раз послушался Шарова: надо было зимой уехать. А теперь, среди лета, нелегко отрывать сердце от полей, но и жить невмоготу. Без курева тошно. Девчонкам обновки не на что купить.
Вот и окраина села. Неподалеку от скотных дворов, там, где начиналась подвесная дорога, на добрые сто метров — высокий зарод сена. Возле него было «завозно»; грузовики и брички с сеном стояли вереницей. Впереди, где разгружалась первая машина, чуть слышно гудел неустанный электромотор. Двое метальщиков кидали вилами пласты сена, и оно, подхваченное широкой полотняной лентой, взлетало на зарод. Степа Фарафонтов укладывал и с хрустом утаптывал его.
— Прорва на вас, что ли?! Целый час не было никого. Теперь примчались все скопом. Завалите меня.
Субботин, не утерпев, схватил свободные вилы и взобрался наверх.
— Подмогну тебе немного.
Шаров заверил, что установит для автомашин строгий график.
Проезжая по селу, Шаров всякий раз вспоминал свой пятилетний план, о котором он написал книжку, рассказывал на собраниях во многих колхозах. Ему говорили: «Приедем перенимать опыт». В любой день могут нагрянуть председатели: «Показывай достижения!» Кое- какие успехи у них все же есть. Построены первые каменные дворы. На одну ферму проложен водопровод. Но у них много долгов по ссудам. Вот если бы их не заставляли сдавать хлеб и мясо за отсталые колхозы, если бы повысили заготовительные цены на зерно и мясо, чтобы колхозам неубыточно, чтобы у них были деньги… Об этом надо говорить, писать… И перемены, конечно, будут. Жизнь требует. Поскорее бы только. Люди ждут. Вон посредине села — каменные стены нового клуба, возведены всего лишь на полтора метра. Их размывают дожди, разрушают ветры. В жару под ними укрываются в тени свиньи да телята…
Татьяна не однажды заводила разговор:
— А ты говорил: сделаем все, как в городе…
— Обязательно сделаем! — отвечал Павел с прежней уверенностью. — Только дай срок… Забогатеет страна…
О клубе все чаще и чаще спрашивал Елкин:
— Опять не достроим? Что-то неладно у нас с выполнением плана?
— Нет, план у нас хороший — крылатый… Жизнь подсказала, куда направлять энергию и средства, что раньше всего двигать вперед.
— И все-таки за дома надо бы приниматься.
— А как? На что?.. Где взять на это деньги?..
Павел Прохорович подал Елкину бумажку. Там сообщалось, что «Новой семье» увеличен план сдачи шерсти. Это в покрытие недоимки, что числилась за соседями. Весной Шаров видел у них овец: от зимней бескормицы были голые, как бубны. Чего с них возьмешь. А в Луговатке — отара мериносов. От тяжести шерсти ноги у баранов подгибаются. И вот… опять понуждают расплачиваться за чужую бесхозяйственность да нерадивость.
— За лодырей?!.. — возмущенно стукнул Елкин кулаком по столу. — А наши колхозники останутся без варежек… Ты что молчишь?
Нет, Шаров не привык молчать.
Ом уже возражал, но Неустроев вызывающе спросил, уставившись ему в глаза:
— — Где твоя коммунистическая совесть? И ты думаешь, у нас одних такой порядок? Кто же будет выручать государство, как не передовики?.. Что поделаешь, приходится перекрывать недобор в отстающих.
— А надо, чтобы не приходилось, — настойчиво возразил Шаров.
— План сорвется.
— Пусть отстающие тоже заботятся о хозяйстве, а не прячутся за чужой хребет. При таких порядках и передовиков не останется. Я напишу в Цека…
Неустроев вызвал к себе Елкина, разговор начал с упрека:
— Спелись с Шаровым. В одну дуду трубите.
— Вот уж нет… Давно спорим. И наш спор известен. Я стою на своем… Ну, а когда надо, вместе решаем…
— И когда не надо — тоже вместе, — перебил Неустроев. — Говорят, какие-то жалобы пишете… Что-то придумываете там…
Не желая выслушивать возражения, объявил: