Но и этим полям нужен дождь. Иначе через неделю затоскуют хлеба, порыжеют нежные вершинки.
Шаров снял кепку, вышел из машины. Под сапогами хрустели сухие листья подорожника, рассыпалась в труху конотопка. В лицо, как струя из зерносушилки, бил горячий ветер. Он подымал пыль и подбрасывал до самой тучи, как бы отпугивая ее. Теперь уже весь небосклон был черным, и гром грохотал во всех сторонах. В том углу степи, который издавна называли «мокрым», появился оранжевый просвет. Оттуда ехидно подсматривало солнце, яркое даже в эту вечернюю пору: «Ну как, дождались дождя?!».
Над лысиной Шарова мотались из стороны в сторону тощие пряди сухих волос. На лицо упало лишь несколько теплых капель. Оголтелый ветер окончательно рассвирепел. Он разорвал тучу на клочки и раскидал по горизонту; довольный своей проделкой, устало свалился куда-то под берег Жерновки и замер до поры до времени.
— Вот и все… — вздохнул Шаров. — Сухая гроза! Такой еще не бывало на моей памяти… Ну и год!
Он вернулся в село. В конторе его уже поджидали члены правления, — все заботились об отправке бригад на сенокос в Кедровский район. Из-за отъезда людей пришлось приостановить строительство гидростанции у Бабьего камешка.
Утром снова запылало солнце в высоком небе; кое-где поблескивали легкие штрихи никому не нужных серебристых облаков.
Горячий
Над открытыми, ничем не защищенными полями Буденновского выселка клубились черные тучи горячей пыли. Шаров ехал по дороге в сторону Глядена и с грустью смотрел на хилые всходы с рыжими вершинками. Пора кущения миновала. Уцелевшее растеньице даст единственный стебелек с маленьким тощим колоском.
Опаленные поля лежат в изнеможении. Едва ли они вернут семена…
Буденновцы просятся к ним в колхоз, и райком поддерживает их: «Пора укрупняться». Даже второй выселок собираются присоединить к Луговатке.
На выселках — колхозы маленькие: одном — двадцать семь дворов, в другом — тридцать девять. Шаров понимал, что их следует объединить. И, конечно, с Луговаткой, — вместе начали строить гидростанцию. Да и сельсовет у них один. Но почему обязательно нынче, в такой трудный год? Уже говорил в райкоме, что лучше бы подождать. Ведь там придется все делать заново: вводить севообороты, выращивать лесные полосы, строить скотные дворы и крытые тока. Он не боится работы. Но где взять деньги? На обоих колхозах висят большие долги. Пусть сначала рассчитаются… Хлебом придется поделиться с ними, — трудодень пойдет книзу. От этого трудовая дисциплина в Луговатке может снова упасть…
Сейчас, чтобы не возвращаться домой, Павел Прохорович решил через Гляден проехать в город. Там он еще раз попытается доказать, что слияние надо отложить до зимы. Пусть каждый колхоз рассчитается с государством, подведет годовой итог, выдаст, что причтется на трудодни, а уж потом… С весны можно и вместе…
На гляденских полях он встретился с Забалуевым. У того лицо было черным, даже зубы казались пропыленными.
— Ну как, жених, дела? — насмешливо спросил Сергей Макарович, намекая на предстоящее слияние колхозов. — Упираешься?! От невест отказываешься?! А считал себя передовым! Эх, ты!.. Все на тебя кивают головами, как на отсталого.
— Ты, кажется, тоже не соглашался на укрупнение?
— Что ты! Я первый сказал в райкоме: сливаемся с «Красным партизаном». И никаких гвоздей! Вчера провели общие собрания, написали протоколы. В воскресенье — свадьба.
Председатель артели, с которой сливался «Колос Октября», недавно получил выговор за пьянство, — «конкурент» отпал. Сергей Макарович прикидывал в уме: кто может явиться помехой? Никто. И он пригласил Шарова:
— Приезжай на праздник. Анисимовна уже медовуху заквасила!..
— Торопитесь…
— Не по-твоему. Ты — тяжелодум. Скупой. Я тебя насквозь вижу. Тебе не хочется с соседями хлебом поделиться. Ой, не хочется! Вот и стараешься оттянуть, сватов не привечаешь.
Выслушивать легкое балагурство Шарову было не по душе. А тут еще Забалуев задел самое больное. Ответить нечем. И Павел Прохорович ограничился тем, что упрекнул собеседника за очередной тайный наезд на их поля. Зачем он подсматривает? Ведь делает-то все по-своему. Сергей Макарович не обиделся.
не гордый, — сказал он. — Может, чему-нибудь научусь… А ты с меня бери пример: укрупняй колхоз! Взрослый мужик завсегда сильнее двух малышей!