Юра и Егор первыми выпрыгнули из саней и, схватив топоры, начали с размаху подсекать кочки, промерзшие насквозь. Скрежетала сталь. Сыпались мелкие ледяные крошки.
Вера изо всей силы нагибала кочку, приговаривая:
— Так, ребята, рубить ловчее. Еще разок! Еще!
Она укладывала в сани срубленные кочки. На ферме их изрежут намелко, запарят и сдобрят жмыхами…
Прошло полдня, а подводы все еще не были нагружены. Нелегкое дело! Успеют ли заготовить сегодня, скольконужно на сутки? Завтра, в воскресный день, приедут парни с завода — помогут.
Аникин осмотрел весь лог: на полмесяца хватит. временем отыщут другой массив.
Он тоже взялся за топор. Сбросив пальто, рубил быстро и ожесточенно. Скот будет спасен. И эта трудная зима заставит подумать о многом, поучиться у тех, кто не склоняет головы перед засухой, а вступает с нею в борьбу и одерживает победы…
Яков прожил в Глядене до первых проталин. Сбереженных лошадей, коров и овец выпустили на увалы над рекой, где в полдень пригревало солнце.
Он думал о будущем колхоза. С полевыми работами поможет справиться МТС. А вот в животноводстве сложнее. Прежде всего нужны дворы. Строить, строить илесу нет. Да если бы и удалось достать в не на чем вывезти… На прощанье сказал Огневу:
— Проси наряд на бревна. А мы, речники, доставим к вам сюда, сколько надо! Я добьюсь в пароходстве. Даю слово!
ГЛАВА ПЯТАЯ
Во второй половине марта по утрам снег пахнет уже не свежим, как в октябре, а дряблым арбузом. В солнечные дни начинает пробиваться бодрящий запах оживающих почек на тополях и березах, а по берегам Жерновки на тальниках приоткрываются шелковистые султанчики вербы. Этот аромат — вестник весны — держится до ночи. И, пожалуй, в лиловые потемки, когда село постепенно затихает и когда еще не дымят на крышах трубы от второй топки печей, он ощущается сильнее всего.
В один из таких вечеров Катерина Савельевна вышла из коровьего хлева с подойником, над которым клубился легкий парок, и, почуяв вестника весны, остановилась посреди двора. Запрокинув голову, она посмотрела на сгустившуюся синеву высокого неба, где зажигались уже по-весеннему крупные звезды. Хотя еще держались ночные холода, но по всему чувствовалось, что где-то совсем недалеко в южных степях весна поборола зиму и теперь приближается к Чистой гриве. Но у Катерины Савельевны было холодно на душе. Опустив голову, она, одетая в стеганку, зябко встряхнулась:
— Ой, что я тут молоко стужу!..
И быстро вошла в дом.
Но угощать парным молоком было некого, даже старый кот, сведенный с ума весенним воздухом, запропастился куда-то.
Катерина Савельевна налила молока в банку из-под консервов и, распахнув двери, позвала:
— Мурзик! Мурзик!..
Кот, отзывавшийся с первого слова, не появился.
Ну и шут с тобой, прощелыга! — проворчала Катерина Савельевна и захлопнула дверь. — Лакай завтра кислое…
Она включила утюг, затем принялась разливать молоко по стеклянным кринкам, завязала их чистыми тряпочками и спустила в подполье. Дня через два будет хорошая простокваша! Может, Вася все-таки придет домой — поест. Любит он прохладную простоквашу!..
Той порой нагрелся утюг. Катерина Савельевна включила свет и начала гладить рубашки сыну. Она делала это не торопясь, тщательно и любовно. Кто знает, — может, последний раз.
Живет Вася в саду, домой не показывается неделями. Люди рассказывают, по вечерам встает на лыжи и отправляется в Гляден. В душе пожалела сына: «Такую даль бегает горького киселя хлебать!.. Который год мается понапрасну. Того и жди, застареет в холостяках…»
А может, на Васю зря наговаривают? Может, он никуда и не бегает, кроме как с ружьем на охоту? Прошлый раз принес зайца! Лисьих шкурок нынче сдал на тысячу рублей!..
Мать поехала в сад, но там еще больше расстроилась: дом пустой, промороженный насквозь, кругом все засыпано снегом, лишь одна торная лыжня проложена в сторону Глядена. Значит, не зря над Васей смеются: «Как девка, просватается и упорхнет из колхоза». Бывало, говаривали: «Сын глядит в дом, а дочь — вон». А тут все наоборот…
Вернувшись домой, она на столе у Васи заметила карточку: девушка с косами.
— Так вот ты какая!..
Мать взяла карточку и долго всматривалась в светлое лицо.
— Ничего, глаза добрые… И где-то я видела эти глаза? И эти губы… Даже о чем-то вроде разговаривала с ней? Когда это было? — Но припомнить она не могла. Подумав, укорила: — Уж очень долго ты, девка, мучаешь парня! К чему такое? Его испытывать нечего, — он у меня чист, как ясное стеклышко!.. Однолюб!..