Женщины, завидев чужого коня, заранее вставали в сторонку и с нескрываемым любопытством всматривались в седоков.
Парень здоровался с ними кивком головы, а сам новыми тесемными вожжами поторапливал коня, который и без того, широко кидая мохнатые ноги, летел вихрем. А девушка, чувствуя, что все встречные стараются разглядеть ее лицо, сидела с опущенной головой и изредка поправляла платок, словно боялась, что ветер сорвёт его и унесет прочь.
Провожая лукавыми глазами ходок, женщины подталкивали одна другую и посмеивались:
— Ой, батюшки!.. Катеринин Васька невесту мчит…
— В годах парень, пора и храбрости набраться!..
— Своими деревенскими брезговал, поглядим — какую отхватил?!
Всех озадачивал чужой конь.
— Не к добру это, бабоньки!..
— Выходит, соседская девка на нашем парне женится!
— Как, бабы, ни судите, а с его стороны бессовестно мать родную бросать….
Вере казалось, что у коня нет настоящей резвости, и время тянется лениво, и сумерки не хотят сгущаться. Скорей бы доехать да отвести несуразные смотрины. Как-то встретит будущая свекровь? Расставанье с сыном для нее — удар. Хорошо, если бы Васе после свадьбы удалось сговорить мать переехать вместе с ним… Вместе… Еще неизвестно, когда сам-то переедет. Ей понятно, что он не может бросить сад на кого попало. Вот если бы Капа вернулась домой…
Всюду зажигались огни, постукивали ворота, — хозяйки впускали во дворы коров, вернувшихся с выпаса.
Бабкин направил коня к дому с темными окнами. У ворот, подымая голову, мычала бурая корова с широко раскинутыми кривыми рогами.
Передав вожжи Вере, Вася выпрыгнул из коробка, прошел в калитку и, открыв ворота, впустил Буренку, потом ввел коня во двор. Сунув руку за наличник, достал ключ, и через секунду они уже были в кухне.
— Проходи в горницу, — сказал Вася, включая свет. — Чувствуй себя как дома…
Вера вошла, оглядела стены. Вот портрет Васиного отца в коричневой раме, по обе стороны — похвальные грамоты с многочисленных выставок садоводства. Вот групповые снимки: председатели колхозов, участники совещаний… Присмотревшись к одному из снимков, Вера спросила:
— Это в котором году мама снималась?.. Ты знаешь, на краевой конференции сторонников мира мы сидели рядом! Она-то меня, конечно, не запомнила: я для нее — незнакомая девчонка… Мама такую речь сказала, что в зале плакали. Честное слово! Я как будто сейчас слышу ее голос…
Вася взял руку Веры и крепко сжал: вот с такой же теплотой она вспоминала о своей матери.
— Надо сговорить маму переехать к нам, — сказала Вера.
— Не захочет расставаться со своим колхозом, с домом…
— А лучше бы она жила с нами.
— И говорить бесполезно. Я маму знаю…
Во дворе все громче и громче мычала Буренка. Вера взяла подойник и, надев фартук свекрови, пошла доить корову. Вася подумал — может, это и к лучшему, что мать задержалась на работе, и начал накрывать стол.
Б
В дверях показалась соседка, остроглазая женщина с тонкими губами, с которых, казалось, никогда не сходила ухмылка.
— Меня Савельевна просила корову запустить, подоить, — заговорила она, — а тут, гляжу, новая хозяюшка объявилась! Совет, вам да любовь, миленькие!
Бабкин не успел ни слова сказать в ответ, как вошла Татьяна Алексеевна и, манерно удивившись, что Савельевны все еще нет дома, заглянула в горницу:
— А ты один?
— Как видите.
— Ну, ну… Скрытничаешь! — игриво погрозила пальцем. — Уж меня-то, сосед, не проведешь!.. Когда свадьба?
— Не сговорились еще…
— Я тебе скажу… — Татьяна Алексеевна перешла на полушепот: — Не тяни. Хватит вам изводить друг друга.
— Да, мы… мы с Верой… — Василий так густо покраснел, что с его лица как бы исчезли синие пятна — следы пороховых ожогов. — После как-нибудь… Татьяна Алексеевна…
Чтобы еще кто-нибудь любопытный не забежал на огонек, Бабкин надел кепку и вслед за соседками вышел из дому.
Татьяна Алексеевна задержалась в сенях — ей хотелось узнать все.
— Зарегистрировались мы. В Глядене. Только помалкиваем, — сказал Василий вполголоса. — И вы пока никому не говорите. Маме хочется, чтобы сначала сваты поехали… Как раньше… Ну и пусть… А во время свадьбы мы ей сами скажем: так и так — не утерпели…
— Павлу-то я скажу: не удержусь. Ты уж не сердись. А больше — никому, — обещала соседка, заторопившаяся домой.
Отыскав Веру во дворе, Василий сказал, что отправляется в сельпо и вернется через несколько минут. Ей было неприятно оставаться одной, но она промолчала, поняв, что Вася спешит, пока не вернулась мать, что-то принести к ужину.