— Тятька привез!.. Сладкие-пресладкие!..
— Посидим минутку, — говорил Герасим Кондрашов, пропуская Бабкина вперед себя. — в поле тороплюсь, но мы успеем все обсудить как следует. Для твоей же пользы. По-хорошему.
С порога он крикнул в горницу:
— Капитолина, свата к тебе привел!
Капа вышла в кухню и степенно поздоровалась. За ней показался Тыдыев.
— Как старший брат, — продолжал Герасим Матвеевич, — даю совет: принимай сад! Со всей славой! С почетом!..
— У меня мужик есть, — ответила Капа и глянула на Колбака. — Его дело решать, — с гордостью добавила она. — Там-то он зарплату получает!
— Поверь, зятек, — принялся Кондрашов убеждать Тыдыева, — не хочется мне славу в чужую семью упускать. Вставай в коренники, Капа — в пристяжки. На
опытной-то станции ты — под началом, а здесь будешь главным.
Тыдыев молчал.
— Правление тебя примет тоже на зарплату. Вот поверь мне — примет, — уговаривал Герасим Матвеевич.
— Так нельзя решать, — покрутил головой Тыдыев. — Я не. могу… У меня научная работа…
— Перевози виноград сюда. Делай опыты. Земли хватит…
Акулина Селиверстовна пригласила гостей в горницу. Вася сказал, что его ждут дома, но Кондрашов подхватил его под руку.
— Я тебя потом на мотоцикле доставлю…
В горнице снова повернулся к Тыдыеву:
— Васютка сад бросит… Тогда правление за деньгами не постоит, потому — положение безвыходное…
«А вот не брошу зря!» — мысленно возразил Василий, досадуя на неприятную болтовню Кондрашова, и решил до поры до времени не поддерживать разговора о передаче сада.
В день свадьбы гляденские девушки сходили в лес, нарезали веток березы, нарвали мягкой травы, в которой цвели голубые ирисы — кукушкины слезки. Ветки прибили к воротам, траву раскидали по крыльцу, цветы поставили в маленькую стеклянную вазу.
— Слезы-то у невестушки и без того льются, — сказала Фекла, помогавшая Кузьминичне стряпать печенье.
— А отчего она плачет?! — пожал плечами Витюшка, приехавший опять на все лето к деду. — Никуда ее не увезут: сама женится!
— Кто знает отчего? Может, от радости. Бывает так. может, от тревоги. Как ведь поживется — никто не ведает. Моя Лизаветушка тоже вот…
— Рано тебе в бабьи дела нос совать, — прикрикнула на мальчика Кузьминична. — Ты не забудь сполнить, что я говорила. Да запрашивай подороже…
В комнате Веры разливались девичьи голоса:
Витюшка заглянул туда. Невесту уже нарядили в белое платье. В косу вплетали собранные на лугах анемоны, белые, как лебединый пух.
— Не потеряется! — рассмеялся Витюшка, протискиваясь к невесте; ухватился за косу. — Крепко буду держать!
— Погоди, постреленок!
— Не мни цветы! — закричали девушки, отталкивая его.
С улицы доносился звон колокольцев. Они умолкли у И тотчас же послышались крикливые голоса парней, требовавших выкуп. Витюшка поспешил туда; хотел выглянуть в калитку, но она была заперта на шкворень. Пришлось взобраться на высокий забор…
Приезжие наседали на защитников ворот. Дружка, — Витюшка узнал его по полотенцу, перекинутому через плечо, — достал поллитровку и подал парням. Те закричали;
— Мало!.. Только губы помазать!..
— За такую девку!.. Постыдились бы!..
Поезжане, прискакавшие на второй тройке, пытались оттеснить парней, но ворота оказались заперты накрепко.
Дружка отдал вторую поллитровку. Парням и этого было мало.
— Совести у вас нет! — рассердился он; сунул четвертинку. — Разорить хотите!.. Глотайте на здоровье!..
Парни расступились. У одного появился в руках топор, и заскрипели гвозди, выдираемые из столбов. Сейчас распахнутся ворота. Не опоздать бы на свое место… Витюшка сорвался с забора; падая, зацепился за шляпку гвоздя и разорвал рубашку… Ну и пусть будет рваная! Некогда думать о ней…
Вернувшись в дом, сел рядом с невестой и взялся за косу. Волосы у тетки были пышные, мягкие, но пальцы не могли обхватить их. Уцепился второй рукой. Вера ойкнула: