— Еще бы! — воскликнула Татьяна. — Знает только грудь да подоплека, сколько он сил отдает!
— Книжка про наш колхоз выпущена! — продолжала Бабкина. — Все передовики там напечатаны. Я привезла. Ты приходи вечерком.
— Нет, уж лучше ты к нам. У меня постряпано… Ой, да у тебя награда! Никак — золотая?!
Такую медаль нельзя не потрогать! Разве удержишься? Приподняв руку, соседка рванулась вперед, к самой изгороди.
В огород вошел Шаров, только что приехавший с поля.
— Э-э, Савельевна, да тебя надо поздравлять!
— Я — что? Колхоз поздравленья заслужил. Диплом пришлют! Первой степени!
— Это мы отметим завтра, а медаль — сегодня. Таня, ты бы…
— Можешь не подсказывать, — я пригласила.
Через час Катерина уже была у Шаровых. Она принесла подарки: Павлу Прохоровичу — книжки с выставки, Зоеньке — куклу, Татьяне — шелковую косынку.
— Ой, спасибо вам! — соседка бросилась к трюмо. — Цвет беж к моим волосам идет!..
Шаров уже успел позвонить в контору, чтобы планерку отложили на полчаса, и пригласил к себе бригадиров. Пришел Субботин, за ним — Кондрашов. Сели за стол.
Герасим Матвеевич посмотрел на пиво в приподнятом стакане.
— Медальку-то надо бы обмакнуть, чтобы она…
— Ладно уж вам… — отмахнулась Бабкина. — Любите придумывать…
— Обычай такой… — пожал плечами Кондрашов. — Не мной установлен.
—Савельевны и так медалька не заржавеет, — проронил молчаливый Субботин.
— И выпьем мы, — подхватил Шаров, — за ее новые успехи, чтобы на ферме все двигалось вперед.
Бабкина отпила немного из стакана и, поставив его, начала рассказывать с деловитой обстоятельностью:
— Ехала я в Москву и думала, что наш колхоз из передовых — самый передовой, а посмотрела на выставке — много нам недостает. Там на одной полоске кукуруза выращена: на коне верхом подъедешь — до вершинки рукой не дотянешься! Как лес! Перья — в ладонь ширины. Да зеленее лука. И соку в них много. Ежели скосить на силос — лучшего корма не сыскать! Рассказывают, что с него коровы молока дают зимой больше, чем летом. Надо, Павел Прохорович, добыть семян.
— Слышите, бригадиры? — подзадорил Шаров. — Семена будут. Кто возьмется первым?
— Что тут спрашивать? — шевельнул плечом Субботин. — Первый ли, второй ли — дело новое для всех…
— Ты за себя отвечай, а не за других, — шумливо перебил его Кондрашов. — Мы грамотные — разберемся.
— Тебе кукуруза и не снилась, — пробурчал Субботин. — А я в Румынии видел…
— Ну вот и давай на соревнование. По рукам? И на бумаге обязательства запишем. — Сегодня же… A-а, жила тонка! — Кондрашов повернулся к Шарову. — Добывай семян. А уж я землицу подберу самолучшую. Конопляник! Осенью вспашу. Весной ее, как пух…
— Погодил бы хвалиться-то… — Субботин погрозил пальцем. — Еще посмотрим, у кого будет лучше….
Татьяна Алексеевна подвинула к себе электрический самовар и начала разливать чай.
Прошел год.
Многое из того, что было записано в план, уже осуществилось в жизни.
Еще по зимнему пути по всем дорогам двинулись из города колонны новеньких тракторов с прицепами, на которых были погружены плуги, сеялки, семена, походные кухни, рюкзаки и спальные мешки… С задорными песнями ехали юноши и девушки из Москвы, Ленинграда и многих других промышленных центров…
Одна из таких колонн прошла через Гляден. Огневу это напомнило фронтовые дороги перед большим наступлением.
Вера до околицы шла возле одного из прицепов и разговаривала с девушками. Счастливые! Едут покорять целину, обживать пустынные места. Это же большая радость и гордость — доверие страны!… Как будет называться их совхоз? Кремлевский — какое приятное название! И, кажется, усадьба его будет не так далеко от Глядена. Пусть там девушки приготовят землю для сада, а она, Вера, наведается к ним и поможет посадить. Для начала кое-какие саженцы привезет. Если здоровье позволит, то и отец ее побывает там…
Минуло лето. В степи все еще белели палатки новоселов. Но уже возводились первые дома. И от самого поселка до горизонта колыхалась под ветром пшеница с тяжелыми янтарными колосьями. А на берегу извилистой речки зеленели первые яблоньки…
На Чистую гриву навалились дождевые тучи.
За стенами маленькой полевой избушки шумели потоки воды. Казалось, там в лужах полоскали белье. Пахло сыростью. С темно-зеленого брезентового плаща, что висел на вешалке, натекла вода. Вера затопила печку, поставила чайник на плиту, погрела руки. На редкость ненастное и холодное лето! Дожди начались еще в первых числах мая, и вот нет им конца. Льют и льют без передышки.