Сегодня Вера собиралась жать рожь, в поле приехала на рассвете, обошла все делянки. После того как Чеснокову пришлось уехать из Глядена, она стала хозяйкой на сортоиспытательном участке и все поле, изрезанное на стометровые ленточки делянок, перекроила по-своему. Хотя с нее требовали отчеты только по зерновым, она сеяла и просо, и кукурузу, и гречиху. Несколько делянок отвела под гибриды, выведенные отцом.
Пшеница нынче уродилась на славу. Вера прикинула — намолотится по тридцать, а на залежи даже по сорок центнеров! У них распахано пустошей триста двадцатьвсюду поднялся такой хлеб! Ветерок п— волны перекатываются, как на море. Только полегла пшеничка — не унимается дождь!.. Пришлось возвращаться на стан…
В поле — ни души. Одна лишь гвардия механизаторов, как всегда, на посту: сквозь шум и плеск дождя слышен гул тракторов…
Вера села к столу, возле единственного окна. Даль скрыта дождевой завесой… В такую непогоду нелегко выбраться домой. Дороги превратились в трясину…
Подвинув к себе весы, Вера начала взвешивать колосья озимой ржи, пересчитывать зерна.
Внезапно заскрипела дверь, и шум дождя на миг резко усилился. Оглянувшись, Вера вскрикнула:
— Лиза! Ты откуда?..
— С конопли…
…Лизу ждали четыре года. Каждую весну Фекла приходила в правление колхоза, в сельсовет и всем показывала очередное письмо:
— Вот читайте… Пишет моя доченька: приеду вскорости, своего маленького привезу… Им надо будет што- то исть-пить…
И она садила картошку, лук да огурцы на той половине огорода, которая в свое время была отведена для Лизы и Семена.
Однажды Фекла, запыхавшаяся, прибежала к Вере:
— Ты, девуня, слышала?..
И принялась пересказывать новости, переданные по радио: недоимки скостят. И налог будет вдвое меньше… Коровку надо заводить. Лизавета приедет! Теперь беспременно приедет. Вот она, Фекла, и пришла уговориться: ежели у них Белянка принесет телочку — пусть Лизавету считают покупательницей. Чтобы кто-нибудь не перехватил, — вот задаток…
Фекла волновалась не зря, — в селе было немало бескоровных дворов. В трудные, особенно в засушливые годы, когда ни сена, ни соломы не выдавали на трудодни, скот выжил у немногих. Теперь все спешили обзавестись коровами, и к Вере каждый день наведывались женщины. Узнав о задатке, оставленном Феклой, возмущались: и тут опередила!..
На Лизином огороде Фекла копала молодую картошку и продавала в городе… А Лиза все не появлялась.
И уже никто не верил ни словам Феклы Силантьевны, ни письмам ее дочери.
И все же Лиза возвратилась. Это было на прошлой неделе. В первый же вечер она пришла к Дорогиным, ведя за руку четырехлетнего сына.
Подруга взяла ребенка на руки, а Лиза, сдерживая слезы, отвернулась. Без отца парень растет!
Вера подбросила Колю вверх. Мальчик взмахнул ручонками. Выше надо! Выше! Она подкинула его под потолок; поймав, прижала к груди.
Коля захлебывался хохотом.
— Сразу видно — компанейский парень! Бывалый!
Поцеловав, Вера отдала его матери.
— Ну, а у тебя-то, подруженька, все еще никого нет? Отстала ты пошто-то от всех нас…
— Ой, не говори!.. Не спрашивай…
Они сели к столу, одна против другой. Лиза держала ребенка на руках.
— Где ты жила? — заговорила Вера, хотя и многое знала о подруге от ее матери. — Что поделывала?
— Не жила, а мыкалась, — рассказывала Лиза, вытирая платком слезы. — Хлебнула горя-то столько, что тошно стало… Прошлое лето уборщицей служила в одном санатории. Ходила с тряпкой, полы подтирала… Весь день возишься, без дела не сидишь, а дела-то не видно… Орден запрятала подальше, чтобы на душе не так было муторно. А Семке невдомек. Один раз пьяный, — а трезвый-то он редко приходил домой, — взял да и посмеялся: «Орденок твой заржавел! Требуется всполоснуть». Меня аж перевернуло всю. Рожу, говорю, тебе помоями всполосну. У тебя, говорю, совесть изоржавела! Срам слушать… Разругались мы с ним в дыминушку. Он раскричался, что его аккордеон семью кормит… А я ему на это: «Семью?! Где у тебя семья-то? Колька Скрипуновым записан. Отчество не заполнено. Пусто. Будто безотцовщина. Подрастет — парнишки просмеют. Лизаветычем навеличивать будут…» Думала этим пронять его, паразита…