— Умно! — отметил шепотом Огнев, повернув голову к Бабкину. — Такую засуху сломил! Это все равно, что на фронте опрокинуть сильного противника!..
— Все это — лишь маленькая частица того, что нужно п-предпринять для п-преобразования земли. — От волнения Шаров опять заикался. — И нашему колхозу, я вам скажу, не удалось бы сделать ничего, если бы у нас не было п-предшественников и учителей. П-первый лесной заслон вокруг сада вырастил Трофим Тимофеевич Дорогин. Ему земной п-поклон. Его п-примеру п-последовал Филимон Бабкин…
«Жалко, мамы здесь нет, — подумал Василий, глядя на Шарова благодарными глазами. — Задержалась она где-то на ферме».
Той порой Шаров успокоился и уже говорил четко, без заикания:
— В зале сидят мои многочисленные помощники. Без них, без их труда, я не смог бы написать диссертации. Приношу всем глубокую благодарность. — Павел Прохорович приложил руку к груди. — Прежде всего Василию Филимоновичу и Герасиму Матвеевичу…
Затем Шаров вспомнил Капитолину, звено которой вырастило несколько лесных полос.
«Неужели не пришла? — Вася приподнялся, окинул зал ищущим взглядом. — Не видно. Ну, какая она, право! Я же говорил…»
Он заметил Тыдыева. Хорошо, что муж здесь! Расскажет ей… Поздоровался с ним кивком головы. Тот приветственно помахал рукой.
Выступили с речами ученые, агрономы. Попросил слова Огнев; поднявшись на трибуну, правой рукой задумчиво покрутил острый ус и начал размеренно, веско:
— Живем мы на одной и той же Чистой гриве. Работаем в одинаковых природных условиях, а по урожаю разница, как между черным и белым. Мне даже стыдно наш умолот назвать… Я ценю народную мудрость и опыт простых хлеборобов. Но из всего прошлого надо выбрать то зернышко, которое называют жемчужным, и посеять его в хорошую почву. А у нас в Глядене долго держались за старину, надеялись на авось да небось…
— Мастак поклепы сыпать! — выкрикнул с места Забалуев. — У тебя хлеб не уродился, а дядя виноват.
— Мы начали учиться у луговатцев, — продолжал Огнев, — да с опозданием…
Василий порывался встать и добавить: «Постараемся догнать!.. У нас в питомнике приготовлены тополя, клены, липа… Нынче высадим в поля…» Огнев о том же самом сказал двумя скромными словами:
— Мы наверстаем!.. А Павлу Прохоровичу спасибо за урок!..
— Спасибами разбрасываться — невелика хитрость! — опять выкрикнул Забалуев. — Но от них, понимаешь, люди портятся…
Председатель пригласил его на трибуну.
— Могу и оттуда. Могу! — согласился Сергей Макарович и, стуча подкованными каблуками сапог, поднялся на сцену. — Оно, конечно… Шаров среди хлеборобов живет, пшеничку выращивать научился. Что правда, то факт. И я то же подчеркиваю. Но поглядели бы вы летом на его поля: потери большие! Ой, большие! Убирать начали в прозелень — половину комбайны не вымолотили. Я из города ехал, заглянул, в соломе колоски на ощупь проверил. А на сушилке недозрелое зерно сморщилось. У меня у самого в Глядене так бывало, чего греха таить… А где хлеб перестоял, там много осыпалось… Тут Огнев за старину ругал, все в одну кучу свалил. Надо разобраться. Как делали здешние мужики? Скосят пшеничку — она в валках или в снопах дойдет. — Мы нынче проверяли на факте.
вас посев-то с гулькин нос! — крикнули из зала.
— Не об этом разговор, — продолжал Забалуев. —
Я толкую: у старых хлеборобов, понимаешь, надо поучиться! Тоже были, как говорится, дельные мужики…
— Да-а, — многозначительно пробасил председатель, отыскивая глазами своих сотрудников. — Тут есть над чем подумать и кафедре земледелия, и кафедре механизации. Может быть, нынче летом выехать к товарищу Забалуеву, изучить на месте. — Повернулся лицом в сторону трибуны. — Ну, а о соискателе что вы скажете? О диссертации?
— О чем? — шевельнул бровями Забалуев. — Я все на фактах выложил. А попусту говорить не привык…
В зале засмеялись. Сергей Макарович, чувствуя свою правоту, спокойно спустился со сцены.
После короткой заключительной речи Шарова председатель закрыл рукопись, похлопал по ней мягкой рукой — все ясно! — и, поднявшись со стула, объявил перерыв для тайного голосования «на предмет присуждения искомой степени».