Сумерки, что ли, наступили?.. Разве уже пора?.. Сгущается холод… Однако еще рано… Пройдет туча, и разгуляется день, снова потеплеет земля… Потепл…
Пропали слова…
Старик поднял тяжелую ледяную руку и медленно провел по лицу сверху вниз.
Этим последним движением он сдвинул с носа обе пары очков: первые упали на землю, вторые запутались в бороде…
Все, что было в жизни, исчезло из памяти, и сама память перестала существовать.
…А сад цвел, как прежде… В его ветвях гудели пчелы. Собирая драгоценный нектар — дар цветов, они переносили пыльцу с дерева на дерево.
Мохнатый шмель покружился над белой бородой, как над большой метелкой ковыля, и испуганно взвился ввысь…
В полдень, Василий, взбудораженный, улыбающийся, мчался по улице, и ему хотелось кричать, чтобы все знали о его радости.
Бросив мотоцикл у ворот, вбежал во двор:
— Сын родился!.. Кузьминична!.. Сын!..
Двери дома были распахнуты, но никто не отзывался. Никто не появился на пороге.
— Кузьминична!.. Где же вы? — всполошенно спрашивал Василий, заглядывая то в одну, то в другую комнату. Всюду его встречала тишина.
На письменном столе лежало письмо Трофиму Тимофеевичу. Сунул его в карман, не взглянув на обратный адрес.
Василий не нашел Кузьминичны ни в огороде, ни в погребе. Встревоженный ее исчезновением, снова вбежал в дом. Все в нем было так же, как раньше, и в то же время все не так. На столе — тарелка остывшего супа, булка хлеба с воткнутым в нее ножом… Кузьминична собиралась отрезать ломоть к обеду и вдруг, бросив все, куда-то исчезла. Пусто и уныло в покинутом жилье… Что это? Зеркало на комоде прикрыто черным платком. Лежат, поваленные резким движением, семьбелых слонов. Только целлулоидный мальчуган в матроске остается прежним: улыбаясь, приветствует жизнь поднятой рукой.
Взгляд снова остановился на покрытом зеркале, сердце похолодело. В семье беда! Смерть… Но ведь он только сейчас из больницы, его поздравили с сыном, передали привет от жены, — значит, беда не там. Мать? Неужели что-нибудь случилось с нею?.. Может, в сельсовет позвонили из Луговатки?.. Кузьминична прибежала бы к нему в питомник… Неужели беда в нижнем саду? Но ведь утром старик был здоровым и бодрым…
Может, еще ничего и не случилось. Может, на реке чья-нибудь собака похватала гусят, а Кузьминична убежала спасать выводок. А платок?.. Платок могла просто откинуть в сторону, и он случайно упал на зеркало…
Но пушистые, желтые, как верба, гусята отдыхали в глубине двора, под охраной гусака и гусыни… Мысль о несчастье становилась неотвратимой.
Выбежав за ворота, Василий остановился у мотоцикла. По улице мчалась в сторону колхозного сада светло-зеленая «Победа» секретаря райкома партии. Поравнявшись с домом Дорогина, машина остановилась.
Дарья Николаевна молча подошла к Бабкину и так крепко пожала руку, что Василий понял — его семью действительно постигло горе.
Издавна люди называют смерть покойным сном и, чтобы не потревожить сна, в минуты прощания разговаривают тихо. Вот и сейчас Векшина заговорила приглушенно:
— Как это несчастье… приключилось? — Когда он отошел?.. Мне позвонили в совхоз: «Скоропостижно…» Говорят, прямо в саду… А толком — никто ничего…
— И я не знаю… Вера — в родильном. За нее боялись. Плохо было с ней… А тут эта беда… как гром.
— А в больнице ей никто не проговорился?.. Не надо, в такую минуту…
Вспомнив утренний разговор с Трофимом Тимофеевичем, Василий подумал:
«Меня успокаивал, а сам, конечно, волновался больше всех. Вот и не выдержало сердце… Моя вина: сказал, что в больницу отвез…»
Векшина дотронулась до его плеча:
— Поедем… Последний раз к нему…
…Оглушающий рокот мотоцикла в эту минуту казался неуместным, и Василий сел в машину Дарьи Николаевны. «Победа» двигалась почти бесшумно.
В саду толпился народ. С чердака спускали почерневший от времени гроб, вытесанный еще в молодости самим Трофимом Тимофеевичем из кедрового бревна.
Покойник, перенесенный в большой бригадный дом, лежал на двух сдвинутых столах. У его ног рыдала Кузьминична.
Вспомнив о письме, Василий достал его, разгладил на ладони. Оно пришло от Марфы, жены Григория. Куда его? Положить с покойником?.. А вдруг там что-нибудь о Витюшке? Может, нужна какая-нибудь срочная помощь?
— Распечатай, — шепотом посоветовала Векшина.
Марфа, как видно, писала второпях, в глубоком волнении: размашистые строчки набегали одна на другую, многие буквы расплылись, будто письмо попало под дождь.