— А наука на каких подковках ходит? Практикой называются они. Вот как! Без подков-то она, понимаешь, сразу поскользнется, как жеребенок на гладком льду.
А по хлебу практики — мы!
— Но кузнецы плохие… Прошлый раз я в город поехала — Буян расковался…
—родителя пошла — шутки-прибаутки любишь, — укорил Сергей Макарович. — Значит, не договорились?
— Нет.
Забалуев помрачнел, — ему не нравились строптивые ответы. Видать, девка совсем не приучена уважать старших: ей — слово, она — два. Такую норовистую не скоро уломаешь — намается Семен с ней. Ох, намается!
— Я о тебе, как говорится, по-родственному заботился, а ты — ноль внимания. — У Забалуева глаза стали холодными, как градины.
— А я не маленькая: сама о себе позабочусь.
— Смотри, девка, просчитаешься, Вместо тебя выдвину Лизу Скрипунову.
— Пожалуйста! — Вера шевельнула локтем, как бы отталкиваясь от навязчивого собеседника. — Хоть сегодня забирайте. Без нее обойдемся.
Разминувшись, они пошли в разные концы улицы…
Вера взбежала на крыльцо, будто за ней гнались, и, перешагнув порог, замерла. За столом сидел Чесноков. При ее появлении у него от неожиданности отвисла нижняя губа, словно у ребенка, которому за проказы сейчас дадут взбучку. Но уже. через секунду Всеволод Евстафьевич подобрал губу и, опершись кулаками в стол, поднялся, готовый к отпору.
Вера не могла скрыть, что расстроена и оскорблена несправедливой статьей об одном из удачных опытов отца.
— Извините… — проронила она и направилась к шкафу. — Я посмотреть коноплю…
— Да?! — обрадованно встрепенулся Чесноков и, прихрамывая, пошел к ней навстречу. — А я-то… Я, грешным делом, думал…
— Что я больше не буду помогать? Из-за вашей статьи? Напрасно так думали. Папа сам растолкует вам. И этой газете. Он сумеет! А мне разрешите по-прежнему!..
—я и не сомневался… Что вы, что вы… — смущенно забормотал Чесноков, обескураженный неожиданным великодушием девушки. — Я как раз собираюсь в город. Необходимо, знаете. Неотложная поездка. На два дня…
— Можете хоть на три. Я сделаю все, что скажете.
— Ладненько! Я надеялся на вас… Ладненько получилось! — Чесноков потирал руки, будто они озябли и он спешил отогреть их. — Ладненько!..
В Гляден Векшина приехала, как член бюро райкома, на партийное собрание. Первым делом, она поговорила с секретарем территориальной партийной организации, куда входили и коммунисты-колхозники двух сельхозартелей, и учителя, и служащие сельпо. Потом побывала в сельсовете и оттуда направилась на сортоиспытательный участок. Шла по улице и не узнавала села: исчезли ограды, избы походили на стога сена в поле, — вокруг них гулял ветер, и ничто не останавливало его. У встречной женщины спросила:
— Что же это у вас дома стоят как раздетые?
— Топиться, матушка, в войну нечем было, — ответила та. — В бор-то не пускают с топорами. А эти — как их? — кизяки-то делать не умеем. Вот и спалили дворы. Остались, почитай, только у председателя, у Микиты Огнева, да у Трофима Тимофеевича…
Сохранился еще один двор — у сортоучастка. Он был наполовину занят сарайчиками и клетушками для коровы, овец, свиней и кур. Возле ворот стоял пятистенный дом с двумя крылечками: ближнее вело в квартиру агронома Чеснокова, дальнее — в лабораторию. Обойдя хозяйственные постройки, Векшина отыскала крылечко с самодельной вывеской и вошла в комнату, где углы были заполнены снопиками пшеницы и овса, проса и гречихи. Возле стен стояли шкафы. Одни из них были заняты мешочками с сортовым зерном, другие — фарфоровыми растильнями для проверки всхожести семян. Над маленькой растильней, выставленной на стол, как над блюдцем, склонилась девушка с пинцетом и подсчитывала проросшие семечки конопли. Обернувшись на стук двери, она присмотрелась к неожиданной посетительнице и всплеснула руками:
— Ой, Дарья Николаевна!.. Проходите, проходите! — Подвинула стул. — Вот сюда…
— Верочка! Тебя нелегко узнать. Если бы не эти голубые глаза да светлые косы… Но тогда косы были короче. Да и сама ты была поменьше.
— В седьмом классе училась…
— Я слышала — в институт не пошла. Война помешала?
— Нет… Из-за отца… Не могла оставить его…
Вера задумчиво умолкла. Дарья Николаевна положила руку на ее плечо:
— Не вешай головы.
Они сидели одна против другой. Векшина расспрашивала девушку о работе, планах и намерениях и все подводила к тому, что ей надо учиться. Вера сказала, что учится заочно. В сельхозинституте. Пока на первом курсе. Да, она любит садоводство. Любит лес. Особенно в весеннюю пору, когда молодые листочки походят на зеленых мотыльков. Дело, начатое отцом, для нее дорого. Он уже старик, а многие выведенные им гибриды еще не плодоносят. Может, на некоторых деревьях… и не увидит яблок. Кому-то придется продолжать… Сейчас работает она в поле, на конопле. Сама пожелала туда. И понять это совсем нетрудно. Сергей Макарович на каждом собрании подчеркивает, что в саду место только для старух. Не могла же она проситься на работу, которая заведомо считается легкой, да еще к отцу в бригаду. Нет, нет, разговаривать с Сергеем Макаровичем не надо. Она по-прежнему будет выращивать коноплю, собирается опыты поставить — сеять в разные сроки. Хочется даже посеять деляночку осенью, под снег.