— Бригадир-то у нас, девки, сурьезный! — не столь шутливо, сколь обиженно кинула Капа вдогонку. — Ему бы седую бороду подвесить!..
Вернулся он в сумерки.
Девушки готовили ужин. Капа чистила картошку молча. Это было так необычно, что бригадная учетчица Дуня озабоченно спросила ее:
— О Вовке тоскуешь?
— Ну! — шевельнула плечами Капа. — Была охота по такому плюгашу тосковать!
— Что ты говоришь? Он же тебе — родной!
— Не мой теперь — мамкин.
Капа окинула взглядом избу, — слушает ли бригадир? — и продолжала:
— Я не успела к нему привыкнуть, — мамка сразу взяла к себе: вынянчила, выкормила. И сейчас говорит: «Мой сын, ты к нему не касайся».
— Какая у тебя мамка золотая! А другая бы…
— Она вместо меня получает от государства пособие матери-одиночке. А я про Вовку даже и забыла! И мамкой он зовет бабушку, а меня — тетей.
— Тетечка Капочка!.. — рассмеялся Вася.
— Ничего смешного нет. И тебе, бригадир, надо радоваться, что оголец не связал меня по рукам, — могу все лето жить в саду, могу от колхоза торговать на базаре.
В печи горели дрова. Девушки пели частушки. Казалось, все было так же, как в тот зимний вечер. Даже началась пляска под звон заслонки. Капа гулко притопывала каблуками новеньких сапожек, приближаясь к бригадиру. Она по-цыгански так порывисто поводила округлыми плечами из стороны в сторону, что девушки ждали — вот-вот кофточка на ней разлезется по швам. Тесные голенища сапожек тоже могут разорваться на ее крепких ногах. Потоптавшись перед парнем, Капа со всей силой ударила каблуком в половицу и начала отступать к порогу, а широкими жестами мягких рук как бы устилала путь плясуну. Но Вася не двигался с места, смотрел строго и ворчал:
— Не праздник ведь. Ни к чему затеяли…
— Брезгуешь мной? — спросила Капа резко. — Начальника корчишь! Скуку нагоняешь! Ну и сиди со своими строгостями…
Она с наигранной безнадежностью махнула рукой, обняла двух девушек и стала им что-то нашептывать. Остальные молча сидели перед печкой.
Вася чувствовал себя неловко — нарушил веселье. Но что же делать, если ему не весело? Упрекнула Капа зря: нагонять тоску не в его характере. Он умеет плясать не хуже других. В тот зимний вечер под ним гудели половицы!..
Подвинувшись к столу, Вася раскрыл тетрадь с планом весенних работ; успокаиваясь, потер переносицу.
— Не куксись, бригадир, — грубовато посоветовала Капа. — Больше я пяткой не топну, пальчиком не шевельну. Буду ходить на цыпочках…
Она повернулась и с кошачьей легкостью прошлась по избе.
— Вот построим бригадный дом — пляшите хоть до упаду, — сказал Бабкин, не отрывая глаз от тетради.
— А ты даже не заглянешь к нам в общежитие? — спросила Капа, а потом насмешливо всплеснула руками. — Какое у тебя сердце ледяное! Девушек забываешь!..
Поблескивая черными, как переспелая черемуха, маленькими для ее круглого лица глазами, она продолжала:
— Что-то я не верю твоим словам. Ты не такой. Ты только притворяешься строгим. И не зря ты ездил в Гляден Новый год встречать! Присушила там тебя какая-то настырная, вот и обегаешь своих деревенских. Парни слушают старые сказки: в чужой деревне девки лучше! — Она расхохоталась. — А издалека даже верблюдица — красавица.
Вася насупился. Балагурить ему не хотелось. Капа подошла и, дурашливо примостившись, объявила:
— Девчонки! Он с лица переменился! Я не в бровь, а в глаз!
— Хватит, Капка, зубы мыть!
— Помолчала бы маленько.
— В самом деле, Капитолина, дала бы языку передышку, — попросил Вася. — Говорят, молчание — золото.
— Хочешь, чтобы я разбогатела? — У Капы от смеха заколыхалась грудь. — Ладно, попробую. — Повернувшись к девушкам, она притопнула каблуком: — Девки, тихо! Ш-ш-шш-ш… Как тараканы — по щелям!
Вася захлопнул тетрадь и вышел из избы.
К концу марта рухнули зимние дороги, и в полдень ни конному, ни пешему нельзя было двинуться за околицу: что ни шаг, то по колено в мокрый снег. Все низинки заполнились вешней водой. Вася недовольно посматривал на дряблый снег: транспортная бригада не успела привезти лес. Опять сад останется без бригадного дома. Опять все лето девушкам придется ютиться в тесной избе, на чердаке да под сараем. А ведь людей прибавилось. Где их размещать? Неужели- ставить шалаши?..
Но в глубокую ночную пору холодный ветер так сковывал снег, что крепкая корка звенела под ногами, как стекло. По такому насту можно было ехать даже без дороги…
Перед рассветом Вася услышал резкий стук.
— Эй, засони! — крикнул кто-то за дверью. — Подымайтесь!