Чего же ей смотреть? Отец ее любит: поворчит да перестанет. Но если узнает, что она каталась с сыном Забалуева, тогда ей попадет…
А вот — другой день. По-весеннему пригревало солнышко. Они с Семой сидели на высоком берегу. Она молча слушала его гармошку и думала: «Больше никто не умеет так играть!..» По вечерам любила, вместе с девушками, ходить серединой улицы, рядом с гармонистом; любила петь короткие припевки, плясать в кругу подруг. А тут, на берегу реки, он забавлял ее одну. Впервые в жизни!
Знала — он гулял с другими девушками. Бывал у брошенок. А сейчас всех позабыл. Ради нее! Вечера и праздники они проводили вместе. Сема клялся, что любит. Ее одну! И привязан к ней на всю жизнь.
Смотрели на реку. Под обрывом широкой лентой вспучивался лед, потом стал дробиться на большие куски, бирюзовые в разломах, и с шумом двинулся к крутому повороту, где начинался перекат. Река заиграла, взбудораженная весной.
Положив гармошку, Сема взял пальцы Веры и долго держал в своих больших руках. Она не подымала на него глаз; чувствовала, сердце бьется часто-часто.
Третий день… Серый и холодный, пронизанный мелким, как пыль, осенним дождем. Провожали парней в армию. Призывники, вперемежку со своими близкими, шли к райвоенкомату. Вера, тайком от отца, тоже приехала в город проводить Сему: пусть все видят и знают… Сема играл на гармошке. А Вера, идя рядом с ним, думала: «Вернулся бы живой-здоровый…» В городском саду Сема закинул гармошку за спину, и они, сойдя с шумной аллеи, остановились под кленом. Ей, сжавшейся от грусти, хотелось услышать от него:
Ведь вчера дважды прочла ему это стихотворение, сложенное как бы к их разлуке. Неужели Сема с похмелья забыл такие строки? А в ее сердце слова запали навсегда.
Клен, встряхнувшись от ветра, уронил ей на лицо холодные капли.
Она, опустив голову, медленно провела по щекам озябшими пальцами.
Сема наклонился, чтобы посмотреть ей в глаза.
— Будешь ждать, дорогуша?
Она вздрогнула от громкого голоса; придя в себя, горячо прошептала:
— Конечно, буду! — Качнулась к нему. — Семушка!..
— Смотри!.. — Он погрозил пальцем. — Я ревнючий…
— Я тоже ревнивая, — улыбнулась она.
Сема обхватил ее длинными, сильными руками, прижал к себе и поцеловал… На вокзале отдал гармошку:
— Береги да поминай почаще…
Ей очень хотелось оставить гармошку у себя, но она опасалась, что отец сгоряча поломает: забалуевская! Отправила с Юрой родителям Семы… И напрасно. Отцу, понятно, обо всем рассказали. Он нахмурился. В его словах появился холодок. Но что же делать?..
После большого заезда на повороте тракторист опять повел сеялки по длинному полю. В задумчивости Вера не заметила поворота. Ей стало немножко не по себе оттого, что вдруг исчезли заманчивые озера, а на месте стены леса оказался простой бурьян, только теперь он тянулся не слева, а справа. Впереди — необъятное черное поле. Конца ему нет.
На меже лежали мешки с семенами. Девушки спрыгнули на землю. Вера подхватила мешок, приподняла, подставляя под него полусогнутое колено, но силы не хватило — уронила. Мотя подбежала к ней и помогла забросить на сеялку. Потом Вера помогла подруге и снова заняла свое место на доске за машиной. Развязав мешок, она осторожно, маленькой струйкой, высыпала семена и разровняла в ящике. Вдали опять разлились трепещущие озера. От их мерцающего блеска прищуривались глаза. Вот между веками остались маленькие щелочки и ресницы почти сомкнулись…
Вера думала о луговатском саде. Березки там, наверно, взошли, зеленеют первые листочки…
Улучив минуту, когда подруги смотрели на свои сеялки, она схватилась за накладной кармашек. Он был полуоторван. И пуст.
Письмо исчезло…
Оглядываясь на поле, Вера сорвалась с подножки.
Мотя заметила у нее на месте кармашка лоскут всплеснула руками:
— Батюшки, какая беда! — Подбежала и обняла подругу. — Не горюй. Карман оторвался, когда семян добавляли. Углом мешка зацепило. Письмо там и лежит. У межи. Доедем — поищем.
— Не велика беда.
— Да ведь оно нечитанное! Я бы разревелась от обиды.
— Напишет еще…
Девушки догнали сеялки и вскочили каждая на свою подножку. Вера долго разравнивала в ящике теплые семена, похожие на бисер, и пропускала сквозь пальцы.
Горячие солнечные лучи, скользнув по щеке, остановились на шее, стали припекать затылок. Сейчас можно было смотреть широко открытыми глазами: тракторист так быстро сделал поворот, что исчезли эти призрачные озера, подобные обманчивому счастью.