От жаркого света фонарей, свечей и масляных ламп на теле царевны выступили капельки пота, и оттого во дворце распространился дивный аромат, подобный запаху розы, покрытой бусинками росы, что исчезает от лучей утреннего солнца.
Почувствовав, что стало жарко, Мехран Лангкави захотела искупаться и молвила: «Совершу-ка я омовение в купальне государя». Сказав так, она отправилась в купальню, отдернула завесу, закрывавшую ее, и увидела ложе из драгоценного сплава меди и золота и четыре подноса с притираниями и шафраном. Еще же в купальне был высокий золотой сосуд для омовения, усыпанный самоцветами, подле него — поднос со сменными кайнами его величества и государыни и ковш, изукрашенный топазами. Улыбнувшись, молвила царевна: «Немудрено, что умаялись тут слуги, исполняя бесчисленные повеления». Потом сбросила баджу, переменила кайн и принялась купаться. Когда же сняла баджу, тело ее засияло точно полная луна, и тот свет озарил Данг Мендару Мадуи, что уснула, сторожа купальню. Данг Мендара Мадуи вздрогнула, пробудилась и повернулась к царевне, а у той от страха сильно забилось сердце, и она поспешно спряталась за сосуд для омовений. Данг Мендара Мадуи выглянула в окно, думая, что наступил день, однако, увидев, что солнце еще не взошло и за окном — ночная тьма, вновь уснула. Царевна-из-сапфира брызнула ей в лицо розовой водой, но сон служанки был крепок, и она даже не шелохнулась. Тогда Мехран Лангкави забралась в сосуд для омовений, стала лить на себя воду, и струи, стекавшие по ее телу, дивно благоухали.
Искупавшись, она подошла к подносу со всевозможными благовониями и нардом и умастилась. Потом увидела другой поднос, полный всевозможных плодов, превосходных по вкусу, и, приблизясь к ложу, на коем он стоял, отведала изюма, винограда, фиников и гранатов. Кожуру же и косточки положила обратно на поднос и, улыбнувшись, молвила: «О государь и государыня, полакомьтесь моими объедками». Сказав так, она вымыла руки, пожевала бетель и вновь вошла в сапфир. И сапфир закружился, стремительно меняя цвета, и из него полилась сладостная музыка, звучавшая на сто двенадцать ладов.
Услышав ту музыку, пава и павлин вышли из своего самоцвета и принялись с несказанным изяществом танцевать на золотом подносе, распустив хвосты. Затем пава пропела такой пантун:
Павлин же ответствовал ей таким пантуном:
От их пения государь пробудился и, протирая глаза, припомнил сон, увиденный ночью.
Ночные проделки царевны вызывают большой переполох во дворце. Государыня разгневана. Исма Ятим успокаивает ее и на следующую ночь отправляется нести стражу во дворце.
Исма Ятим вместе с Мухаббат Лелой отправились нести стражу во дворец, вошли в ограду и услыхали громкий смех, доносившийся из государевых покоев, где ее величество потешалась проделками павы, рассердившейся на Сангу Нинграт за то, что девушка съела плод граната, а ее не угостила. И государыня, смеясь, подмигнула Санге Нинграт, дабы та еще подзадорила паву, и Санга Нинграт, хохоча, бросила в нее косточкой финика. Воскликнула пава: «Ах негодная, ты еще кидаться вздумала!» От ее слов служанки так и покатились со смеху, а Дара Чита Хати запустила в паву щепоткой початого бетеля. Пава встрепенулась, почтительно поклонилась государыне и, выпорхнув из-за завесы, бросилась в погоню за Дарой Читой Хати. Она перелетала от одной завесы к другой, и все служанки хохотали до упаду, следя за той погоней. Дара Чита Хати же тем временем вспрыгнула на ложе, где пава не могла ее достать. Тогда пава спряталась за спиной Данг Рати, и Дара Чита Хати, не видя ее, спросила: «Куда это подевалась пава?» Ответствовала Данг Рати: «Она вновь вошла в сапфир». И Дара Чита Хати села на свое место, а пава, внезапно вылетев из-за спины Данг Рати, клюнула Дару Читу Хати в грудь, разорвала на ней баджу и слегка поранила. Испугавшись, девушка заплакала, служанки засмеялись над ней, пава же принялась ее утешать, говоря: «Душенька моя, успокойся, не плачь, я сыщу тебе пригожего женишка, только утешься». Дара Чита Хати в сердцах оттолкнула паву, так что та кубарем покатилась на пол, однако тотчас поднялась на ноги и вновь стала ее успокаивать.