Выбрать главу
* * *
Люблю тебя, о деле позабыв, хоть очень важно это дело! Мне в грудь судьба вонзила острый шип. Как глубоко он впился в тело!

Настало время вечерней молитвы, но он не услышал даже аромата свидания с возлюбленной. Он вернулся домой с тоскующим сердцем, со слезами на глазах и провел ночь без сна, скорбя и стеная, словно ужаленный змеей; ни покоя не находил он, ни силы бежать прочь и лишь читал беспрестанно эту газель:

Кто тебя всем сердцем полюбил,— Позабыв покой, лишился сил.
Розы щек меня рукой мечты Будят вновь, лишь очи я смежил.
Лик нахмуришь, — сотни городов Превратятся в тысячу могил.
Слышал я: колдун любви в тебе Силу зренья удесятерил.
Смертоносней пламени и бурь Слезы, что в разлуке я пролил!

Он провел в томлении всю ночь, пока на востоке не забрезжил истинный рассвет, пока муэззин не воскликнул: «Спешите на молитву!» — и пробудитель-петух не закричал: «Спешите! Утро!» Он же неизменно повторял бейт:

Друзья, вы спите, а я страдаю, — придите спасти меня. Молнии глаз блеснули в Йемене, — здесь пал я от их огня.
* * *
Бражники, встаньте скорей, ведь утро — пора похмелья, Вдыхайте свежеть росы в знак торжества веселья!

И вот утренний ветерок стал услаждать душу и призывать ее проснуться. Юноша с бледными ланитами и тоской в сердце вышел из дому в поисках лекаря, который вылечил бы его от любовного недуга, надеясь, что он обезвредит желчь этой тоски зельем и успокоит душу, готовую покинуть тело из-за разлуки с возлюбленной.

Лекарь пощупал пульс. «Любовь», — он вымолвил слово. Ах, как он верно сказал! Разорваться сердце готово! Взглядом я тайну выдал, наверно, ему. Лекарь, молчи о ней, ради креста святого!

Раздумывая так, он пришел к решению и сказал себе: «Надо отправить к ней послание и рассказать о моем раненом сердце и изнывающей душе. И, быть может, она смилостивится и будет благосклонна, ибо благородный человек не станет ненавидеть того, кто влюблен в него, так же как лучезарное солнце, обходящее всю вселенную, — царь звезд и владыка светил, — находясь в апогее своего величия, не презирает мельчайшей пылинки. Ведь даже румяноликая в зеленом одеянии, с кокетливым взором, будучи царицей ароматных лугов и украшением садов, не стыдится соседства с шипами. Может быть, мои тяжкие вздохи и подействуют на нее, а мои слезы увлажнят ее глаза, которые не ведают слез. И тогда расцветет роза свидания, стряхнув шипы разлуки».

С этими мыслями юноша взял калам и бумагу и написал эти страстные излияния:

Увы, кумир души моей, ты душу у меня украла. Ты — очи сердца моего, и сна мои лишились очи.
Когда тебя пред взором нет, — пусть я хоть час тебя                                                                         не вижу,— Ты в мыслях у меня живешь, всех дум моих ты средоточье.
Уменью слагать стихи меня страданья научили. Поэт я, — люди говорят, — но с каждой строчкой жизнь короче.
Ты в сердце у меня живешь, хотя живешь ты в отдаленье. Привет, далекая, тебе, хоть ты со мной и дни и ночи!
* * *
Жестокую в горестном мире настигнет беда наконец, И сердца жестокой молитва коснется тогда наконец.
Пусть боль в моем спрятана сердце, но боль не останется в нем, А выльется в мир и затопит его, как вода, наконец.

Затем юноша описал вкратце свою любовь, дал возлюбленной знать о страждущем сердце, о тайне своей и отправил письмо к ней с доверенным лицом.

Когда девушка получила письмо и прочитала его от начала до конца, она сказала:

— Передайте этому юноше, чтобы он больше даже и не пытался говорить об этом. Пусть он не равняет меня с другими женщинами, не болтает попусту, не стремится к недосягаемому, пусть не раскалывает расколотые орехи и не бьет молотом по холодному железу, ибо:

Пусть лик его станет луной, — вовек на него не взгляну я.

— Пусть он знает, что я при всей своей красоте целомудренна, никогда пыль подозрения не сядет на мое одеяние добродетели и моя роза-чистота не будет запятнана шипом-позором.