Учитель зевает, хрустя челюстями, с удовольствием, так что даже слезы набегают на глаза. Опять школьный закон, опять обучение языку!
XXVI
Школьников распустили, до юрьева дня остается еще несколько дней.
Дальше тянуть нельзя, если следовать закону, и без того запоздали. Виной тому добросердие и сговорчивость нового, временного волостного старшины.
Однако зимнее письмо инспектора все же осталось в силе, хотя он при прощании дружески протянул руку, и вот Поммер стоит перед сходом выборных, чтобы заключить договор.
Он освобожден от должности школьного наставника и школьный участок в Яагусилла передается ему в аренду — от юрьева дня до юрьева дня.
Тридцать восемь лет был он здесь хозяином, и вот сегодня становится арендатором, этот старый, с ясными стеклами очков человек, всю жизнь трудившийся на ниве просвещения.
Он неуклюже стоит у стола писаря и дает отчет о своем саде; все должно быть четко и точно записано, все, что волость дает ему в аренду.
Прежде всего сад, конечно. Деревья стоят на волостной земле и, согласно особому Остзейскому закону от 1864 года, на основании добавлений к параграфам семьсот семьдесят семь и восемьсот шестьдесят восемь, принадлежат владельцу земли, и поэтому Поммер не может их выкопать или сломать, не может и продать, как объясняет, подергивая головой, Йохан Хырак.
Сколько у него всего деревьев в саду?
Двадцать шесть яблонь.
Одиннадцать вишен.
Девятнадцать сливовых деревьев.
Шесть рядов ягодных кустов.
Та-ак, так. Перо писаря заносит в книгу протоколов черные строгие цифры.
Затем: две беседки, одна из них, из сиреневых кустов, пострадала при пожаре.
Разумеется, все это огорожено, изгородь видать и отсюда, из волостного правления. Кроме того, на участке растут декоративные деревья: клены, рябины, черемуха, есть и липы, — они тоже пострадали от пожара, но это не его, Поммера, вина.
Писарь кивает. Волостные выборные сидят молча, углубившись в себя. Да и чему здесь радоваться? Деревья шелестят у них в голове, яблони, вишни и черемухи. Да, воистину правда, этот человек много потрудился на школьной земле. Сад не вырастет сам по себе, ежели почесывать зад. Ничто не вырастет, а сад — тем более, это особь статья, надо уметь его холить.
— Волость выплачивает тебе за сад пятьдесят рублей, — говорит Патсманн. — За старание…
Поммер вздыхает.
— Согласен.
Теперь — постройки.
Все принадлежит волости, хотя большая часть строений поставлена школьным наставником.
Все записывается, Поммер ничего не имеет против. Разве что замок на амбаре — его собственный.
С этим все согласны.
— Прочие условия ты знаешь, — говорит Патсманн. — Ты старый учитель и землепашец, сам знаешь, как надо печься о саде и поле, так что… — И волостной старшина вопрошающе оглядывает выборных.
— Да, но все надо внести в книгу, — произносит писарь, и, как бы в подтверждение, его голова вздрагивает. — Чтобы потом не было неприятностей.
— В книгу, — поддакивает ему Юхан Кууритс.
И так все отнимают у Поммера и возвращают ему обратно — в аренду, и усердный писарь записывает условия.
Что там сказано еще?
В аренду передается вся школьная земля от межи до межи — стоимостью тринадцать талеров. Крыши строений и прочие малые ремонтные работы арендатор делает за свой счет. Арендатор должен, кроме того, сам чистить трубы, что Поммер и делал всегда.
В оставшихся пунктах тоже нет ничего необычного.
Разве не чистил он весной ягодные кусты и не удобрял их, не обкладывал к зиме соломой яблони?
Как дело с льном, рожью и картофелем?
Сход выборных не даст обижать волостную землю, этого не стоит и опасаться: ведь, кроме Пеэпа Кообакене, все они землепашцы. Впрочем, и Пеэп имеет дело с навозом.
Весь навоз из хлева пусть идет на хлебное поле, а в картошку можно пустить и прочую прель.
К хлеву, ко ржи все волостные выборные питают известное почтение. Рожь согревает их сердца. Вот и здесь разговор грозит, того гляди, свернуть к нынешним всходам ржи, но Патсманн призывает всех к порядку.
— Пусть высокочтимый Поммер не сердится, что сход выборных сует свой нос в то, сколько и чего он должен сеять, но теперь это уже волостная земли и… Поммер сам понимает, что…
Патсманн даже краснеет от натуги.
— Что мне сердиться-то, — отвечает Поммер в своей жесткой манере, но совсем не зло.
— Ну, тогда, Юхан, запиши…
Арендатор не может сеять льна больше, чем четыре пуры, и ржи больше, чем шесть пур. На поле прошлогодней ржи Поммер должен посеять три пуры клевера.