Прошли годы, и, никем не замечаемая, Сулдрун выросла в молчаливую девочку с длинными белыми волосами, а Эхирма из кормилицы превратилась в служанку принцессы, огромное изменение в статусе.
Эхирма, не знавшая этикета, да и в других отношениях не слишком одаренная, тем не менее впитала в себя знания своего дедушки-кельта, которые за эти годы передала Сулдрун: рассказы и сказки, опасности, ждущие в далеких местах, заговоры, отвращающие шалости фейри, язык цветов, предосторожности, которые помогают ходить по ночам и избегать призраков, и как отличать хорошие деревья от плохих.
Сулдрун узнала и о странах, лежащих за пределами замка. — Из города Лайонесс ведут две дороги, — рассказала Эхирма. — Ты можешь пойти на север к горам по Сфер-Аркт, или на восток, через Ворота Золтры и Уркиал. Вскоре ты придешь к нашему маленькому дому и трем полям, на которых мы выращиваем капусту и турнепс и заготавливаем сено для коров; потом дорога разветвляется. Если ты пойдешь направо, то по берегу Лира придешь в Слут-Скем. Левая дорога ведет на север, и сливается со Старой улицей, идущей вдоль леса Тантреваллес, в котором живут фейри. Через лес тоже идут две дороги, одна с севера на юг, вторая с востока на запад.
— Расскажи, что происходит там, где они встречаются! — Сулдрун знала ответ, но всегда наслаждалась жаром, с которым Эхирма описывала все на свете.
— Ту же понимаешь, что я никогда не заходила так далеко! — предупредила ее Эхирма. — Но мой дедушка всегда говорил: в древности перекрестки всегда двигались, потому что они заколдованы и не знают покоя. Для путника это даже хорошо, потому что, в конце концов, он ставит одну ногу перед другой, потом еще и еще, и, наконец, побеждает дорогу, так и не поняв, что увидел в два раза больше леса, чем ожидал. Совсем другое дело тот народ, что каждый год продает свои товары на Ярмарке Гоблинов, которая проходит только на перекрестках! Вот у них возникала масса неудобств, потому что ярмарка проходит на перекрестках в ночь летнего солнцестояния, но когда они приезжали на перекресток, он сдвигался на две с половиной мили, и ярмарку нигде не было видно.
Однажды маги вступили в ужасную схватку на склонах Атласских Гор. Мурген оказался сильнее и победил Твиттена, отцом которого был хафлинг, а матерью — лысая жрица из Каи-Канга. Что же делать с побежденным магом, который кипит злобой и ненавистью? Мурген скатал его и заключил в крепкий десятифутовый железный столб, толщиной с мою ногу. Потом Мурген принес заколдованный столб на один из перекрестков, подождал, пока тот не переместился на подходящее место, и забил железный столб глубоко в землю в самом центре. Тем самым он заставил перекрестки оставаться на месте, и все люди на Ярмарке Гоблинов очень обрадовались и поблагодарили Мургена.
— Расскажи о Ярмарке Гоблинов.
— Ну, в этом месте и в это время встречаются халфлинги и люди, и никто не обидит другого, пока тот остается вежливым. Лесной народ устанавливает ларьки и продает самые редкие вещи: одежду из паутины и фиалковое вино в серебряных бутылках; книги из эльфийской пряжи, написанные словами, которые ты не сможешь выбросить из головы, если они в нее вошли. И ты увидишь все расы халфлингов: фейри и гоблинов, троллей и веселых дровосеков, и даже странных робких фаллоев, которые очень редко показывают себя людям, хотя и являются самыми красивыми из всех. Ты услышишь музыку и песни, и как звенит их золото, которое они выдавливают из лютиков. О, эти фейри — редкий народ!
— Расскажи мне, как ты увидела их!
— Ох, да! Тогда мне было пять лет, и я жила с сестрой, только что вышедшей замуж за сапожника из деревни Фрогмарш. Однажды, уже в сумерках, я присела на перелаз отдохнуть и засмотрелась на вечер, наплывавший на луг. Внезапно я услышала тинь-тинь-тинь. Я оглянулась и прислушалась. Опять: тинь-тинь-тинь, и вот, в двадцати шагах от меня, я заметила маленького человечка с фонарем, из которого лился зеленый свет. С козырька его шляпы свисал серебряный колокольчик, который весело звенел, когда он прыгал с места на место. Я сидела тихо, как мышка, пока он не ушел со своим колокольчиком и зеленым фонарем. Вот и все, и сказать больше нечего.
— Расскажи об ограх!
— Нет, на сегодня хватит.
— Пожалуйста.
— Ну, так и быть. Откровенно говоря, я знаю не слишком много. Хафлинги очень отличаются друг от друга, ну как лиса от медведя, так что фейри, огры, гоблины и скайты все разные. И они враждуют друг другом, хотя, конечно, не на Ярмарке Гоблинов. Огры живут в самой чаще леса; и это правда, что они хватают детей и жарят их на вертеле. Так что никогда не заходи глубоко в лес, когда собираешь ягоды, иначе заблудишься.
— Я буду очень острожной. А теперь расскажи мне…
— Нет, сейчас ты должна съесть овсянку. И сегодня, кто знает? Быть может в моем мешке лежит прекрасное розовое яблоко...
Обычно Сулдрун завтракала в своей маленькой гостиной, или, если позволяла погода, в оранжерее: она ела маленькими кусочками и пила маленькими глотками, пока Эхирма держала ложку у ее рта. Со временем она стала есть сама, тщательными движениями и очень собранно, как если бы в мире не было ничего важнее, чем есть изысканно и без спешки.
Эхирма находила эту привычку смешной и, одновременно, привлекательной; иногда она подкрадывалась к Сулдрун сзади и кричала «Бу!» ей в ухо, как раз тогда, когда девочка открывала рот за очередной ложкой супа. Сулдрун делала вид, что сердилась и упрекала Эхирму, говоря «Это неприличная шалость!» Потом она опять начинала есть, осторожно посматривая на Эхирму уголком глаза.
Выходя из комнат Сулдрун Эхирма старалась быть как можно более незаметной, но, постепенно, все поняли, что крестьянская девушка украла себе неподобающее место. Дело было доложено даме Боудетте, обергофмейстерине, жесткой и бескомпромиссной леди, хотя и незначительного рода. Она исполняла много важных обязанностей: надзирала за служанками, особенно за их добродетелью, и решала вопросы собственности. Она великолепно знала все законы дворца, писаные и неписаные, генеалогию и все скандальные происшествия.
Впервые ей пожаловалась Бьянка, служанка из самых высших.
— Эта Эхирма вообще посторонняя, и даже не живет во дворце. Он нее несет свиньями, а ходит она с видом знатной дамы, и только потому, что машет метлой в спальне маленькой Сулдрун.
— Да, да, — сказала дама Боудетта, произнося слова через длинный горбатый нос. — Я знаю об этом.
— И это еще не все! — с легким ударением сказала Бьянка. — Все мы знаем, что принцесса Сулдрун, как бы это сказать, слегка отстает в развитии…
— Бьянка! Это уже слишком!
— ...но когда она говорит, то произносит слова с жутким выговором! Что, если король Касмир захочет поговорит с принцессой и услышит голос мальчишки-конюшенного?
— Ты права, — величественно сказала дама Боудетта. — Тем не менее я уже обдумала это дело.
— Помните, что я очень хорошо подхожу для этой работы: у меня безупречный выговор и я знаю все об манерах и одежде.
— Я подумаю.
В конце концов дама Боудетта назначила на этот пост благородную женщину средних достоинств, свою кузину даму Магелин, у которой она была в долгу. Эхирму немедленно уволили, и она, понурив голову, поплелась домой.
Сулдрун, которой тогда исполнилось четыре года, была кроткой и послушной девочкой, хотя немного отчужденной и задумчивой.
Узнав об изменении, она даже застыла от потрясения. Эхирма была единственным существом в мире, которое она любила. Однако Сулдрун не стала плакать и кричать. Она поднялась в свою комнату, и десять минут стояла у окна, глядя на город. Потом завернула куклу в платок, надела плащ с капюшоном, сделанный из серой овечьей шерсти, и незаметно вышла из дворца.
Она пробежала по аркаде, примыкавшей к восточному крылу Хайдиона, и по сырому проходу в двадцать футов длиной проскользнула под стеной Золтры.
Потом она пробежала через Уркиал, даже не посмотрев в сторону мрачного Пейнхадора и виселиц на его крыше, с которых свешивалась пара трупов.
Оставив Уркиал позади, Сулдрун бежала по дороге, пока не устала, после чего пошла. Она хорошо знала дорогу: вперед и вперед, вплоть до первой развилки, а потом налево до первого дома.