В личной библиотеке Беллы Квашниной все книги были относительно новые, купленные в последнее десятилетие. Кроме разве что толстенной Библии, объединяющей под одной обложкой Ветхий и Новый Заветы. Сергей пробежал глазами по названиям. Да, именно такую литературу и должна была читать «сестра Варвара»… Из авторов преобладали иерархи русской православной церкви, живые и недавно умершие. Встречались также фамилии людей, известных своими ортодоксально-христианскими взглядами, критикой современного мира и призывами к тотальному переустройству общества. На одной полке молодой человек заприметил и ту самую «Метафизику культуры», написанную коллективом неизвестных авторов. Два года назад он с этим трудом ознакомился и теперь имел о нем крайне скептическое мнение.
Волков взял в руки тяжелый том Библии, задумчиво полистал страницы. Кое-где виднелись карандашные следы. Подчеркивания, обводы, восклицательные знаки… Особенно много их было в Исходе и в Апокалипсисе. Видимо, эти части великой книги заинтересовали Беллу более всего.
— Закругляйтесь, Сергей Васильевич, — раздался за его спиной насмешливый голос Кроликова. — Нам пора идти. Квартира подлежит опечатыванию.
— А потом что? — спросил Сергей, убирая на место коричневый том. — Я имею в виду, с квартирой что будет?
— Насколько я знаю, у Веры Ивановны Квашниной живых детей и внуков нет, зато есть родная сестра в Тюмени. Сегодня ее известим о случившемся. Вот она и унаследует квартиру.
— По завещанию?
— Нет, завещание было составлено на внучку. После смерти Беллы оно потеряло силу. А нового Вера Ивановна не составила. Но квартира приватизирована, так что остается только наследование по закону, в пользу ближайших родственников.
— Ясно.
— Вы как будто разочарованы, Сергей Васильевич, — заметил следователь, когда они вышли на улицу. — Что вы рассчитывали найти в комнате этой девушки?
— Зовите меня просто Сергей, я много моложе вас… Откровенно говоря, я сам не знаю, Николай Григорьевич. До сегодняшнего дня я полагал, что ее зарезал Садовод, как и тех троих. Хотел найти причину. Вы же понимаете, Белла совсем не похожа ни на Олега Волнухина, ни на Ангелину Соколовскую, ни на Наталью Пешкову. Я хотел разобраться в ее жизни.
— Ну, так разбирайтесь. Знаете, я почти уверен, что вы этих парней найдете очень скоро. Слишком много ошибок они наделали. А вот когда вы их найдете, тогда мы и узнаем о мотивах… Но чем рогатый не шутит, они могут и на дно залечь, и тогда их будут очень долго выцеплять. Так что вы продолжайте копать прошлое младшей Квашниной. Сам я склоняюсь к тому, что главной жертвой была именно она…
— Николай Григорьевич, а это дело будете вести тоже вы?
— Скорее да, чем нет, — улыбнулся Кроликов. — Скажем так: если в прокуратуре решат, что Веру Ивановну убил все же Садовод, дело гарантированно останется у меня. Если же там посчитают, что к убийству причастны другие люди, тогда дело могут оставить мне, а могут и передать другому следователю. С равной степенью вероятности.
Они пожали друг другу руки, и Волков направился к своей «нексии». Садясь в машину, поднял голову, нашел окна квартиры, в которой еще совсем недавно жили две женщины. Ему вдруг привиделось нечто белое, мелькнувшее в одном из окон, и он даже приоткрыл от неожиданности рот, но сообразил, что это всего-навсего тюль, колыхаемый потоком воздуха. Видимо, форточка неплотно закрыта.
На душе у него было тяжело и неспокойно. Волков сам себе удивился: почему внезапная смерть старухи Квашниной производит на него более гнетущее впечатление, чем смерть ее молодой внучки. С точки зрения здравого смысла должно быть наоборот. Ну сколько бы еще бабка протянула? Год, пять лет? А у Беллы вся жизнь была впереди.
Но он тут же нашел объяснение. Во-первых, с Верой Ивановной он лично общался и тогда еще почувствовал к ней симпатию, которую весьма редко вызывают посторонние пожилые люди с их вечным нытьем, жалобами, косностью и узостью мышления. А во-вторых, он уже успел понять, что представляла из себя Белла Квашнина. Да, она могла бы дожить до глубокой старости, но каким было бы качество ее жизни? У нее и в двадцать три года ничего светлого и красочного не было. Личной жизни — ноль, друзей — ноль, интересов и увлечений — ноль… В одном только месте она себя и чувствовала нужной и важной. Но даже там она не вела себя спокойно и умиротворенно, как следовало бы. Напротив, агрессия из нее так и выпирала. Агрессия, имеющая под собой религиозное основание, — страшнейшая вещь…